Рыцарь Курятника
Шрифт:
— Что случилось? — спросил Людовик XV.
— В Париже, государь, происходят очень странные вещи.
— Опять?
— Вашему величеству известны все донесения о Рыцаре Курятника, об этом человеке, которого никак не удается обнаружить?
— Да.
— Вы не забыли, государь, дела княгини де Морсон, бриллиантов Аллар, открытой войны, объявленной графу де Шароле и пожара в его особняке?..
— Я знаю все это. И знаю еще, — отвечал король с заметным недовольством, — что, удивленный существованием в столице моего королевства такого разбойника, приказал начальнику полиции арестовать его в срок не более десяти дней.
Де Морвиль низко поклонился.
— Государь, — сказал он, — я сделал все, что мог сделать преданный подданный и верный слуга. Если мне не удалось исполнить ваше приказание, то только потому, что это было невозможно.
— Мсье Фейдо, — отвечал король, — я не сомневаюсь ни в вашей преданности, ни в вашей верности, но я вижу, что вы не смогли исполнить данного вам предписания.
Начальник полиции
— Государь, — продолжал д’Аржансон, слушавший с нетерпением, — я умоляю ваше величество удостоить меня вниманием на несколько минут и позволить мне следовать по пути объяснений, который я считаю лучшим для достижения цели.
— Говорите, — разрешил король.
— Государь, 31 января, то есть три недели тому назад, в течение двадцати четырех часов в Париже случились четыре происшествия, равно странные и серьезные. Первое — похищение Сабины Даже и покушение на ее жизнь. Глубокая, непроницаемая тайна окружает это дело. Кто похитил и ранил эту молодую девушку? Зачем ее похитили и ранили? Печально признаваться, но правосудие абсолютно не знает ни имени убийцы, ни причины его поступка. Правосудие подозревает, предполагает, но утверждать не может ничего. Второе происшествие, случившееся в ту же ночь с 30 на 31 января — пожар в особняке Шароле. Тут уже нет никаких сомнений: особняк поджег Рыцарь Курятника, вначале ограбив его; письмо, столь остроумное и дерзкое, которое вы читали, государь, достаточно однозначно показывает, кто совершил это преступление.
— О! Если бы Рыцарь Курятника нападал только на графа де Шароле, — сказал Людовик XV, — я предоставил бы им обоим возможность бороться до конца, не занимаясь ни тем, ни другим.
— К несчастью, государь, Рыцарь занимается не одним графом. 31 января — ваше величество, вероятно, это помнит — я узнал, что агент Польши, посланный к его высочеству принцу Конти, должен приехать в Париж инкогнито ночью через Венсеннскую заставу. Я говорю об этом при монсеньоре Мирпоа, — продолжал д’Аржансон, переменив тон, — потому что знаю его неизменную преданность королю, потому что это самый достойный и самый праведный из наших епископов, и я могу без всякого опасения вверить ему самые важные тайны.
— Я согласен с вами, мсье д’Аржансон, — подтвердил король.
Епископ поблагодарил короля наклоном головы.
— Итак, — продолжал д’Аржансон, — получив это известие, как министр иностранных дел я должен был принять меры. Я поручил мсье Фейдо де Морвилю арестовать этого польского агента и сделать это так, чтобы он не смог ни с кем общаться. Вашему величеству известно, что случилось. Арестовывали мужчину, а вышла из кареты женщина. На другой день польский посланник приехал ко мне требовать немедленного освобождения его соотечественницы, которая, как он утверждает, является графиней Потоцкой. В карете и у графини ничего не смогли найти такого, что могло бы служить поводом к обвинению. Мужская одежда исчезла, и напрашивался вывод, что или графиня одарена необыкновенной ловкостью и имела в своем распоряжении исключительные средства для обмана, или Марсиаль, бригадир объездной команды, — изменник. Прошлая жизнь Марсиаля служит ему порукой; однако надо было принять меры предосторожности — и он заключен в крепость! Графиня с тех пор находится в Париже и бывает в лучшем обществе. Ничто не подтвердило политического обвинения, которое было выдвинуто против нее, потому что, по полученному мною донесению, польский агент ехал в Париж с полномочием пригласить на польский престол принца Конти, что было бы очень важно, — повторяю, ничто не подтвердило этого обвинения. А вчера я получил записку точно таким же образом, что и первую, в которой меня уведомляли о приезде в Париж польского агента — то есть я нашел ее на моем бюро, войдя утром в мой кабинет; никто из моих людей не мог сказать, кто принес эту записку, как будто она упала с потолка. Я распечатал эту записку. Почерк был тот же, только первая была безымянная, а вторая — подписана…
— Подписана! Кем? — спросил король.
— Именем очень известным.
— Каким?
— Рыцаря Курятника.
— Рыцаря? — с удивлением повторил король.
— Да, государь.
— Где же эта записка?
— Вот она.
Маркиз подал королю сложенную бумагу, которую вынул из кармана.
Людовик XV развернул ее и пробежал глазами сжатые строчки, потом, обернувшись к епископу де Мирпоа, прочел вслух.
«Маркизу д’Аржансону, министру иностранных дел.
Монсеньор, когда я писал в последний раз, чтобы вы приняли меры предосторожности относительно польского агента, я не полагался на административные способности французской полиции.
Я был прав… с точки зрения тех, которые хотели обмануть эту полицию, потому что она не заметила ничего.
Мнимая польская графиня уехала сегодня утром, являясь на самом деле австрийским агентом Богенгеймом.
Для того чтобы убедить вас в справедливости моих предостережений, я дам вам доказательства.
Почтовый экипаж, в котором он въехал в Париж, и который был арестован Марсиалем и обыскан им, остался в гостинице, в которой жила мнимая графиня Потоцкая. Пошлите за этим экипажем. Когда его привезут во двор вашего особняка, приподнимите переднюю скамейку, надавите пальцем на медную пуговицу, поддерживающую подушку, и вы почувствуете, что эта пуговица будет опускаться, тогда поверните ее слева направо, потом опять придавите, пуговица откроется, и вы увидите отверстие трубочки. Подуйте в эту трубочку, и в скамейке тут же откроется отдушина, в которой вы обнаружите квадратное отверстие, разделенное надвое. Это отверстие ведет в трубку довольно большого диаметра, сообщающуюся с осями передних и задних колес с помощью другой трубки такой же величины, проведенной в рессорах и невидимой снаружи. В оси передних колес — механизм, приводимый в действие движением экипажа, который может изрубить и истолочь самый твердый и неподатливый материал. Трубка оси передних колес сообщается с двойным дном кузова кареты. Положите большой кусок сукна, какую-нибудь одежду в верхний конец трубки и приведите в движение карету — одежда или сукно исчезнут, через несколько минут упав мельчайшей корпией под ось и развеявшись по воле ветра. В нижней части положите сверток или какую-нибудь вещь, которая могла бы войти в отверстие трубки, потом поверните пуговку справа налево, сверток исчезнет и попадет в двойное дно кареты. Поверните, напротив, слева направо — сверток медленно появится наружу.
Проделав этот опыт, вы легко поймете, монсеньор, каким образом мужчина, арестованный Марсиалем, мог уничтожить мужскую одежду и одеться в женское платье, и каким образом секретные бумаги могли быть от вас спрятаны.
Теперь, господин министр, когда обстоятельства, счастливые для меня, свели нас с вами, я надеюсь, вы поймете и оцените услуги, какие я могу оказать. Я питаю надежду, что вы еще захотите вспомнить обо мне и не забудете меня в некоторых обстоятельствах. Я подчеркиваю — некоторых, и вы скоро поймете — почему.
Я узнал, что бригадир Марсиаль, обвиненный в измене, заперт в крепость. Невиновность этого честного солдата легко доказать описанным выше устройством кареты, и я не сомневаюсь, что ему немедленно будет оказана помощь правосудия.
Марсиаль несколько раз преследовал меня чрезвычайно толково. Если он меня не поймал — не его вина. Желаю, чтобы это признание было ему полезно.
Мое предыдущее письмо было безымянным. Это письмо я подписываю, прося вас, монсеньор, принять выражение неизменной преданности и глубокого уважения от вашего нижайшего и покорнейшего слуги.
Внизу была приписка.
«Что касается адреса моей квартиры, то я полагаю, что господин Фейдо де Морвиль, начальник полиции, будет в состоянии предоставить этот адрес монсеньору, как только я дам возможность одному из его разумных агентов получить двести луидоров, обещанных в награду тому, кто меня выдаст».
XVI. ПИСЬМО
Король бросил письмо на стол.
— Этот негодяй остроумно дерзок, — сказал он, — можно подумать, что он был пажом. Мсье д’Аржансон, нам остается только одно: арестовать этого Рыцаря и послать его нашему знаменитому кузену и союзнику, прусскому королю: Фридрих любит философов и умных людей, а этот человек дал доказательство своей склонности к философии и своего ума. Что вы сделали после получения этого письма? — спросил король, сменив тон.
— Я велел доставить почтовый экипаж, государь, — отвечал министр, — сам его осмотрел и удостоверился, что сведения, сообщенные мне, были совершенно точны.
— А графиня Потоцкая?
Начальник полиции подошел с пачкой бумаг в руках.
— Государь, — сказал он, — вот донесения десяти агентов; ни одно из этих донесении не противоречит другим.
— Что же говорится в этих донесениях?
— Графиня Потоцкая выехала из Парижа вчера в десять часов утра. Она села в карету, запряженную парой лошадей с кучером и лакеем без ливреи на козлах; карета выехала из Парижа через Тампльские ворота. В полдень экипаж был в Ноази, а в час въехал в лес Бонди. С этого момента, государь, следы теряются.
— Как?!
— Видели, как карета въехала в лес, но никто не видел, как она выехала оттуда. Куда она девалась — неизвестно, однако экипаж, лошади, кучер, лакей и графиня бесследно исчезли.
— И вы не надеетесь ничего узнать?
— Я делаю все, государь, но не знаю, должен ли я надеяться. Сейчас, когда я имею честь разговаривать с вашим величеством, шестьдесят верных и преданных агентов осматривают окрестности леса Бонди на протяжении трех миль. Сегодня вечером я получу первые донесения.
Людовик XV одобрительно кивнул головой.
— Государь, — сказал д’Аржансон, — теперь вашему величеству следует перенестись опять к 31 января, когда случились те странные происшествия. Нужно предоставить слово начальнику полиции.
— Я слушаю, — сказал Людовик XV.
— Чтобы исполнить приказание, отданное мне королем, — арестовать Рыцаря в десять дней, — начал Фейдо де Морвиль, — я обещал большие награды моим агентам. Один из них, по имени Жакобер, попросил у меня особой аудиенции и обязался выдать мне Рыцаря Курятника на следующий день. Он рассказал мне, что случай свел его с двумя сообщниками Рыцаря. Жакобер был прежде вором. До поступления на службу в полицию он состоял в шайке Флорана в Руане. Сообщники Рыцаря подумали, что Жакобер хочет присоединиться к ним, и решили завербовать его. Жакобер вошел в дом на площади Мобер на углу улицы Галанд. Он присутствовал на оргиях разбойников и был принят членом их общества. Он должен был прийти на другой день в восемь часов, чтобы быть представленным Рыцарю Курятника.