Рыцарь Леопольд фон Ведель
Шрифт:
— А я кто?
— Ты, Ахмет, знатный эмир! Великий бей, правитель Рамлы и Яффы, властвующий над морем и сушей!
— Ты верно сказал! Итак, ты, Гассан, будучи купцом, продавай, обманывай и наживайся! Я же, Ахмет-бей, исполняю, что повелел мне господин мой, Свет вселенной! Ты оставайся при своем занятии, я же останусь при своем. Если бы эти иноземцы заплатили тебе за позволение болтать и смеяться на их лад, ты бы не только позволил это в твоем доме, благодарил бы Аллаха за счастливый денек. Я же не возьму от них платы, потому что как смех, так и плач даются человеку в свое время. Прошу тебя, не мешай ни им, ни мне в моем размышлении!
— Алла керим! В таком случае,
До сих пор бей оставался совершенно спокоен и не обращал внимания на разговор франков, но, услышав слово Каиро, в особенности имя святого Саида, столь священное для каждого мусульманина, он подозвал к себе малорослого Шабати, нанятого иноземцами в Триполи, чтобы служить им переводчиком.
— Ты сопровождаешь франков? — спросил он.
— Ты так повелел, господин. Я взялся проводить их к святым местам, а потом — обратно в Яффу.
— Что говорили они про Каиро и про Саида-Магомета ель Бедови? — Произнося это священное имя, он поднял руку и наклонил голову с благоговением.
— Посетив все города Салиба (Спасителя) и пророков, они хотят отправиться из Яффы морем в Александрию, чтобы осмотреть чудеса Египта.
Тощий черненький человечек передал знатному эмиру все, что знал о немцах, равно как и то, над чем они так много смеялись. Он рассказал ему также, что высокий блондин со светлорусой бородой — эмир великого Мелака севера, который вел в Венгрии войну против поклонников Магомета. Что они все — бывшие воины и странствуют теперь по белу свету. Он, Шабати, сам видел, что высокий блондин, будучи в Триполи, носил с собой ченгирь, т. е. музыкальный инструмент, теперь же они говорили между собой о том, как он очаровывал своими песнями женщин острова Мило.
— На чьих устах имя бея и чей взгляд откровенен, тот, Шабати, — друг Ахмету. Но ты должен их предостеречь, чтоб они здесь никому не доверяли, исключая меня и тех, кого я представлю им как друзей. Пусть они будут серьезны, набожны и веселы, но все в свое время, чтобы не было соблазна. Итак, позаботься о том, чтобы они ждали меня, чтобы отправиться нам вместе.
Шабати ответил низким поклоном на эти слова.
Корабль повернул к земле, и перед взорами путешественников предстала знаменитая во времена крестоносцев Яффа, с ее полуразрушенными стенами и стройными белыми минаретами. Не без душевного волнения ждали Леопольд и его спутники той минуты, когда им дано будет вступить на святую землю Палестины. На берегу толпился народ. Около тридцати верблюдов стояли группами несколько в стороне, хозяева принуждали их лечь на землю, чтобы нагрузить поклажею с корабля. Несколько поодаль, возле прекрасной, богато убранной лошади, стояла группа турецких солдат, янычар и рабов.
Корабль пристал. Народ с криком начал предлагать свои услуги при переноске багажа, заметив же бея, они понизили голоса и угомонились. На палубе показался таможенный чиновник в сопровождении четырех солдат с обнаженными саблями. Перед ним же шел с десятью янычарами шейх, первый военный чиновник портового города. Оба они почтительно поклонились бею и стали ждать его приказания.
Ахмет важно кивнул головой, потом знаком подозвал к себе Шабати.
— Раб твой готов!
— Передай шейху все имущество франков, ты
— Следуйте за эмиром, — шепнул Шабати нашим друзьям, — и не заботьтесь о вещах, это могло бы возбудить подозрение, Я ручаюсь за ваше благополучие.
Путешественники подошли к Ахмету и поклонились ему, янычары тотчас же окружили их. Не зная, пленники они или нет, вступили они на достопамятную землю Палестины. Сам Ахмет сел на своего коня и направился к дому шейха, наши же друзья следовали за ним пешком по узким и кривым улицам Яффы. У входа в дом шейх приветствовал своего начальника каким-то арабским изречением, затем ввел его в комнату нижнего этажа, в которой диваны, стоявшие вдоль стен, составляли единственную меблировку. Сюда ввели и пилигримов. Последние несколько поуспокоились, увидев мимоходом Шабати, стоявшего на дворе возле их вещей. Эмир расположился на диване, и, когда вошел переводчик, он подозвал к себе его и Леопольда, и с помощью Шабати завязался следующий разговор.
— Вы, господа иноземцы, — сказал Ахмет, — поступили очень неосторожно, позволив себе смеяться перед моими соотечественниками, возбудив этим их негодование. Эти купцы весьма уважаемы в Иерусалиме. Поэтому чтобы отомстить вам, они подкараулят вас и постараются спровоцировать на какую-нибудь глупую выходку, чтобы паша вас осудил и наказал.
Леопольд и его товарищи очень испугались, так как знали, что иерусалимские турки больше других ненавидят христиан и всегда ищут случая навредить им.
— Ты правду сказал, господин, — согласился Ведель, — мы действительно поступили очень глупо, но надо приписать это нашему незнанию обычаев страны.
— Ответ твой мне нравится! Но чтобы вы ни в этом городе, ни во время вашего дальнейшего путешествия не попали в руки подобных людей, потому и обошелся я с вами как с пленными и велел вести сюда, так будьте впредь осторожнее. Теперь же отдайтесь добровольно в мое распоряжение. Согласны вы на это?
— Согласны, — ответил уныло Леопольд.
— Ну, так отдыхайте до полудня, — сказал эмир, улыбаясь. Он встал и вышел из комнаты.
Пилигримам не очень нравилось первое их вступление на святую землю.
Переводчика не видно было, он был занят чем-то на дворе и в доме. Но в двенадцать часов он с веселым видом принес им вкусный обед.
— Кушайте, господа, — сказал он им, — и подкрепите силы ваши для путешествия. Злые купцы уехали два часа тому назад, а шейх, по приказанию бея, велел объявить им, что он посадил вас в тюрьму и строго накажет за то, что вы рассердили их своим поведением. Дураки благодарили его, славили его правосудие и затем уехали со своими товарами. Теперь они не могут вам повредить, тем более, что нам придется оставаться в Ре-меле до тех пор, пока паша не пришлет бумагу, позволяющую вам въезд в Иерусалим. Мы отправимся в путь тотчас после обеда.
Это известие подняло дух немецких путешественников, и они начали думать лучше об Ахмете.
После обеда они выехали из Яффы. Ахмет ехал впереди на коне, а они — на ослах, следовали за ним, окруженные янычарами. Когда они начали взбираться на довольно крутой холм, бей подозвал к себе Леопольда и переводчика и, приказав им не отставать от него, поехал несколько вперед, очевидно, для того, чтобы прочие не могли слышать их разговора.
— Говорят, франк, что ты на родине рыцарь, эмир, как и я, можешь ли ты доказать это?