Рыцарь с железным клювом
Шрифт:
На самом деле не существовало больше Паука и Димы, был отправлен за границу обманутый Злой, Белорус сидел в тюрьме, а Кит лежал в тюремной больнице, где ему лечили огнестрельную рану. Его и вовсе ждал суровый приговор за вооруженное сопротивление работникам милиции, к тому же он, как выяснилось, являлся рецидивистом с большим стажем.
Особенно согревало Володино сердце то, что последнюю свою победу он одержал в присутствии девочки, любимой им и, как оказалось, любившей его. Правда, Володе не нравилось то, что она стала набожной, много говорила о Боге и все пыталась поставить Володю на путь истины, излечить его от злого влияния то ли Сатаны, то ли обстоятельств жизни. "А и пусть себе излечивает!
– говорил сам себе Володя.
– От этого она хуже не станет да и я не пострадаю. Теперь я все могу, теперь мне ничего не страшно! Я стал богатым, очень богатым и могу бороться хоть с обстоятельствами жизни, хоть с самим Сатаной! Куплю себе диплом юриста или экономиста, включусь в политическую борьбу, заведу свое дело..."
Оставалось сделать самую, как считал Володя, малость - пойти в Эрмитаж и забрать спрятанную в камине картину. Мальчик не сомневался в том, что она так и лежит там, в этом укромном месте, потому что никто и никогда не догадается заглянуть в недра этого давно угасшего очага. Однако и затягивать с визитом в Эрмитаж Володя тоже не собирался, а поэтому буквально через день после того, как он расквитался с Белорусом и Китом, Володя вместе с Кошмариком-Моргом вошел под своды музея. Кошмарика Володя взял с собой потому, что вдвоем было куда удобней забрать картину: Кошмарик отвлекает бабушку-смотрительницу, а Володя нагибается к камину и одним движением вытаскивает полотно и прячет его под куртку. Для визита был выбран поздний час - незадолго до закрытия музея.
И вот они уже шли по раззолоченной анфиладе комнат дворца, за окнами текла свинцовая Нева, и с картин на мальчиков смотрели святые, Иисус, Мадонна, граждане Флоренции и Рима, жившие лет пятьсот назад. Оказалось, что Кошмарик в Эрмитаже прежде не был, и теперь он, нахохленный, придавленный всем этим великолепием и красотой, с интересом поглядывал на картины, останавливался у некоторых и рассматривал их, наклонив к плечу голову и чуть-чуть приоткрыв рот. Но Володя торопил его:
– Скорее! Скорее! Потом посмотришь, я тебе персональную экскурсию организую! Ну, ещё один зал! Скорей, а то закроют! Будешь вон ту бабку разговором отвлекать! У тебя получится! Ты очень на деревенщину похож, бабки таким рассказывать любят!
Скоро они прошли в зал, в котором Володя когда-то провел ночь. "Святой Иероним" по-прежнему висел на месте, а на границе с соседним залом стояла ветхая старушка-смотрительница, все та же - Ольга Петровна, помнил Володя. Людей в зале больше не было, и Володя толкнул Кошмарика:
– Ну, иди же к ней!
Кошмарик двинулся к старушке и что-то стал мямлить, задавая обычные для посетителей вопросы. Ольга Петровна скоро увлеклась беседой с простоватым "непетербуржцем", а Володя, попросив в мыслях помощи неизвестно у кого, подошел к камину и резко нагнулся. Он заглянул в темное чрево камина, но ничего не увидел там! Володя резко поднялся, сразу вспотевший. "Этого не может быть! Я просто не увидел! Картина там!"
И Володя нагнулся снова, только теперь он даже просунул в темное нутро очага свою руку, пошарил ею там. Провел по трубам, на которых недавно лежал, но картины не было...
– А что вы там забыли, молодой человек?
– услыхал он вдруг над собой строгий голос старушки, настолько строгий, насколько могут строго говорить очень добрые люди.
Володя разогнул спину. Перед ним стояла смотрительница и пристально глядела на него через толстые очки. Как не был испуган и обескуражен Володя, ему все же удалось изобразить на лице подобие улыбки. Отряхивая руки одна об другую, мальчик сказал:
– Да ничего особенного! Просто посмотреть хотел, как камин устроен. Он что, больше не работает у вас? При желании можно его зажечь?
– Ну что вы!
– с ласковым осуждением посмотрела на Володю Ольга Петровна.
– Камин давно заложен, вернее, заложен дымоход, и там теперь проходят две трубы. Я, признаться, и не знаю, для чего они там.
– И вдруг старушка, оглядевшись по сторонам, с видом заговорщика сказала: - А вы знаете, что я недавно нашла на этих трубах? Не знаете?
– Не знаем, - криво улыбался Володя дрожащими губами.
– А что?
Ольга Петровна снова посмотрела по сторонам и шепотом заговорила:
– Знаете, каюсь, я часто в этот камин тряпки складывала, которыми мы пыль в зале обтираем - с подоконников, с картин... Так вот полезла я однажды в этот камин, чтобы на трубах развесить тряпки свои сырые, - пусть просохнут, думала, - и вижу, лежит там картина...
– Какая же картина?
– задал Володя ненужный вопрос, смотря на женщину с такой ненавистью, как не смотрел, наверно, на Паука.
– А вот эта картина, "Святой Иероним"!
– торжествующе указала старушка на висящего на стене "Иеронима" своим сухоньким пальчиком.
– Ну, я вынула картину и глазам своим не верю - на этом вот самом месте висит другая картина, тот же самый "Иероним"!
– Да как же это могло быть?
– задыхаясь, спросил Володя.
– Два "Иеронима"...
– Вот и я вначале глазам своим не поверила! Думала, это у меня шарики за ролики уже от старости зашли от склероза проклятого! Даже села на стул и таблетку поскорее приняла. Но потом вызвала я научного сотрудника, который залом этим заведует. Он обе картины посмотрел внимательно и тут же заявил мне, что настоящая картина в камине лежала, а на стене поддельная висела. Вот так-то, товарищи мои дорогие!
Бабка смотрела на ребят с чувством превосходства, - вот-де какой рассказ загнула!
– а они, унылые, стояли и смотрели на висевшего на стене старичка, склонившегося перед какой-то толстой книгой.
– Да кто же мог настоящую картину снять, а вместо неё повесить копию?
– спросил Володя, у которого подгибались ноги.
– Если уж воровать собрались, почему тогда не вынесли?
– А вот это и товарищам из милиции, сюда приходившим, непонятно было, - покачала головой старушка.
– Предполагают, что сняли картину два милиционера, из нашего музейного отряда. Снять-то сняли, а вынести почему-то не смогли. Да и сбежали после эти милиционеры, а ведь я, старушка поджала губы, - знала их, разговаривала, случалось, с ними...
– Ну а теперь не боитесь, что снимут эту картину?
– нахально спросил Володя.
– Нет!
– замотала головой смотрительница.
– Сейчас такую сигнализацию поставили, что чуть тронь - по всем залам трезвон пойдет. И не пытайтесь! закончила она, будто угадала в мальчиках похитителей.
Володя, еле передвигая ноги, подошел поближе к "Святому Иерониму" и присмотрелся к изображению старика на полотне. В его протянутой к книге руке было столько силы и правды, что Володя невольно подумал: "А может, Иринка и на самом деле права..."