Рыцарь в черном плаще
Шрифт:
— В 1700 году.
— Мне было тогда двадцать два года, и моей искренней подругой тогда была графиня де Гажи.
— Очаровательная женщина, за которой я имел честь ухаживать и которая была так добра, что находила прекрасными баркаролы моего сочинения…
— Которые вы пели восхитительно…
— И которые я пою до сих пор.
— В самом деле?
Графиня де Невер, казалось, была поражена внезапной мыслью. Она подошла к королю, который смотрел на зрелище, происходившее перед его глазами, как на представление в театре.
— Государь, — сказала она, — я вас умоляю приказать сейчас этому господину спеть одну из баркарол, которую он пел нам в Венеции сорок пять лет тому назад, аккомпанируя себе сам.
Король, по-видимому, колебался.
— Прошу вас, государь, — сказала маркиза Помпадур.
— Хорошо, — отвечал король. — Здесь есть клавесин, спойте, граф.
Мужчины и дамы посторонились, пропуская графа.
Тот без малейшего замешательства прошел через гостиную, сел перед клавесином и провел пальцами по клавишам, как настоящий музыкант. После краткой прелюдии он запел итальянскую арию с чувством, энергией и удивительным талантом.
— Это он! Это он! — шептала герцогиня де Невер. — Это он! Ах! Как это странно! Вот уже три раза, как я вижу этого человека в продолжение восьмидесяти лет, и ему на вид всегда сорок лет! Ему было сорок лет в 1668-м в Безансоне, ему было сорок лет в 1700-м в Венеции, ему теперь сорок лет в Париже в 1745-м! Как объяснить это?
Ришелье, стоявший возле герцогини, услышал ее слова и отвечал:
— Должно быть, он родился сорока лет, ему будет постоянно сорок лет и умрет он сорока лет.
Сен-Жермен допел свою баркаролу.
— Удивительно пропета! — с восторгом вскричала маркиза Помпадур.
Король подал знак к аплодисментам, захлопав в ладоши. Возле клавесина лежала гитара, граф взял ее и пропел испанскую арию.
— Ах! — вскричала герцогиня де Невер. — Это болеро, которое пели под моими окнами в Мадриде в 1695 году. Я никогда не слыхала его после. Государь! Умоляю вас, позвольте мне уехать отсюда. Это не человек, а дьявол, я не осмеливаюсь взглянуть ему в лицо, я боюсь быть проклятой!
— Как вам угодно, герцогиня.
Сен-Жермен опять сел за клавесин и начал немецкую песню. Герцогиня де Невер не могла выдержать.
— Это дьявол! Дьявол! — прошептала она и покинула гостиную.
Д'Аржансон подошел к Людовику XV. Очевидно, министр ждал, чтобы король заговорил с ним. Сен-Жермен продолжал петь, аккомпанируя себе, и внимание всех было устремлено на него.
Людовик XV, увидя д'Аржансона возле себя, наклонился к нему и спросил тихо:
— Кто этот человек?
— Не знаю, государь, — отвечал министр. — Это человек странный и совершенно необыкновенный. Он знает все, он превосходный музыкант, очень хороший живописец, глубокий ученый. Говорит одинаково легко на всех европейских языках, он объехал всю землю. Ничто его не ставит в тупик, ничто не удивляет. Он должен иметь огромное состояние, потому что его роскошь равняется его щедрости. Но кто он, я не знаю.
— Давно ли он в Париже?
— Кажется, два месяца.
— Как вы его увидели?
— Он был мне рекомендован португальским посланником. Я хорошо его принял, и он показался мне таким странным, оригинальным и интересным, что я подумал, что вашему величеству будет любопытно его увидеть.
— Вы правильно подумали, д'Аржансон. Правда ли то, что он говорит о возможности расспрашивать духов?
— Думаю, да, государь.
— Скажите ему, что он будет ужинать сегодня со мной и что мы ждем от него вечером такого разговора.
Маркиз низко поклонился. Сен-Жермен перестал петь. Все присутствовавшие были в восхищении от его голоса и от его музыкального дарования.
Людовик XV взял записную книжку и, по своей привычке, сам записал имена тех, кого он хотел пригласить. Потом он подозвал Ришелье и отдал ему вырванный листок записной книжки.
— Вот список тех особ, которых я приглашаю сегодня ужинать, — сказал он.
Ришелье почтительно взял бумагу. Король подал руку маркизе Помпадур.
— Погуляем в парке до наступления ночи, — сказал он.
— Я рада, — отвечала молодая женщина тем фамильярным тоном, к которому она начинала уже привыкать. — Ничего не может быть забавнее, чем бегать по молодой травке. Идемте, государь.
Она увела короля.
— Господа! — сказал Ришелье громким голосом, между тем как дамы выходили из гостиной в сад за маркизой Помпадур. — Вот имена особ, которых его величество пригласил ужинать с ним.
Он прочел среди общего молчания:
— «Граф де Шароле. Маршал Саксонский. Герцог де Граммон. Герцог де Ришелье. Маркиз д'Аржансон. Виконт де Таванн. Герцог де Коссе-Бриссак. Маркиз де Креки. Граф де Сен-Жермен».
Произнеся последнее имя, Ришелье сложил бумагу, это значило, что список кончился.
Неприглашенные вышли из гостиной медленно и со вздохами сожаления.
VI
Ужин в Шуази
Ужины в Шуази пользовались большей славой, чем в Пале-Рояле во времена регентства. Людовик XV терпеть не мог требований этикета, и так как он не мог избавиться от них в Версале, то с успехом сделал это в Шуази.
Самое серьезное и самое скучное обстоятельство в этих требованиях, которым строго следовал Людовик XV, была проба блюд. С этой целью были назначены пять камер-юнкеров. Один из них, дежурный, становился у стола и приказывал при себе пробовать еду дежурному офицеру. Эта проба распространялась на все: на воду, вина, жаркое, рагу, хлеб и фрукты. Король мог есть только после пробы. В Шуази этой процедуры не существовало. У короля был главный повар, человек с особенным дарованием. Король часто беседовал с ним и давал ему советы.
Король приказал выстроить в Шуази, в самой закрытой части замка, очень милую кухню. Здесь Людовик сам любил заниматься стряпней, он придумывал разные восхитительные рагу и множество соусов. Король имел больше успехов в делах кулинарных, нежели в политике. Его любимыми помощниками были: д'Айян, Ришелье, Таванн, де Бофремон, а самыми способными поварятами — четыре пажа, во главе с шевалье де Ростеном.
Когда король надевал поварской передник, вход на кухню был всем запрещен. Лучше всего Людовик умел готовить цыплят и варить свежие яйца. Ришелье прославился жарким, а Таванн — салатом. Жанти-Бернару в качестве директора дворцовой библиотеки было поручено составлять меню каждого обеда.