Рыцарь в черном плаще
Шрифт:
— Если Таванн пойдет за Петушиным Рыцарем, я привезу кое-кого, кто будет в восторге, очутившись вместе с ним.
— Кого же?
— Турншера.
— Это главный откупщик? — спросила Сале.
— Приемный отец милой Пуассон, — заметил Бриссак.
— Ваша милая Пуассон, если не ошибаюсь, теперь мадам Норман д'Этиоль? — спросила Дюмениль.
— Так точно, — сказал Ришелье, — она вышла замуж два месяца назад за Нормана, помощника главного откупщика, племянника Турншера. Я был на свадьбе.
— Как это вы попали в финансовый мир? — насмешливо спросил Креки.
— Иногда позволяешь себе такие вещи, мои милые друзья.
— Но какое же дело вашему Турншеру до Рыцаря? — спросил Бриссак.
— Как? Вы не знаете? — спросил Креки.
— Нет.
— Но вы знаете, по крайней мере, что в сияющем и обворожительном мире королев Комарго и Сале существует очаровательная, только что появившаяся танцовщица мадемуазель Аллар?
— Еще бы! — сказал Бриссак. — Конечно, знаю.
— Хотя природа много сделала для маленькой Аллар, Турншер нашел, что она сделала еще мало.
— Он, очевидно, решил, — смеясь, прибавила Госсен, — что природа в своих дарах забыла бриллианты. Главный откупщик хотел поправить эту оплошность.
— То есть как это — поправить?
— В опере заметили, — продолжал Креки, — что каждый раз, когда прелестная Аллар выезжала из театра, за ней следовал хорошо одетый мужчина, скрывавший лицо в складках плаща. И каждый раз, как она приезжала в театр, она встречалась с этим человеком. Безмолвная симпатия длилась несколько дней. Каким образом прекратилась эта пантомима — не знаю, одно только могу сказать: она прекратилась. Доказательством служит то, что однажды вечером после представления этот человек сидел перед камином в комнате хорошенькой танцовщицы и оживленно беседовал с ней. Раздался звонок. Камеристка вбежала с испугом и в полуоткрытую дверь шепнула: «Главный откупщик!»
Аллар попросила своего любезного собеседника пройти в смежную комнату. Дверь затворилась за ним в ту минуту, когда Турншер вошел с солидным свертком в руках. Вы, конечно, угадываете, что заключалось в этом свертке.
— Бриллианты, — сказала Софи.
— Именно. Аллар была ослеплена… ослеплена до такой степени, что забыла о своем госте, спрятанном в темной комнате. Бриллианты, разложенные перед ней, сверкали всеми цветами радуги. Она с восторгом сложила руки, смотря на своего щедрого благодетеля, но вдруг застыла от изумления. Турншер стоял, округлив глаза, как человек, окаменевший от ужаса. В эту минуту Аллар почувствовала, как что-то коснулось ее левого виска, она обернулась… Крик замер на ее устах…
— Ах! — закричали все дамы, дрожа.
— За ней, — продолжал Креки, — стоял человек с пистолетами в обеих руках. Это был тот самый мужчина, которого она укрыла в темной комнате перед приходом Турншера.
— Что же случилось? — спросил Бриссак.
— Человек этот вежливо поклонился и прицелился пистолетом в грудь главного откупщика. «Милостивый государь, — сказал он, — так как здесь нет никого, кто мог бы меня вам представить, а мадемуазель Аллар моего настоящего имени не знает, я сам себя представлю: я — Петушиный Рыцарь».
— Несчастный Турншер, должно быть, позеленел? — спросил Ришелье.
— Я не знаю, какого цвета сделалось его лицо, но он ужасно испугался. Петушиный Рыцарь имел самый непринужденный вид…
«Милостивый государь, — продолжал он, — вы сделали прекрасный выбор, купив эти бриллианты, в доказательство этого я прошу вас предложить их мне. Но, чтобы этот подарок стал еще дороже, я желаю, чтобы вы сделали мне его сами. Положите же эти бриллианты в футляры, потом заверните их, как они были завернуты, чтобы мне легче было их унести». Произнося все это, Петушиный Рыцарь держал один пистолет прямо перед грудью главного откупщика, между тем как дуло другого пистолета касалось виска Аллар. Турншер, конечно, повиновался, не говоря ни слова! Когда он кончил завертывать драгоценности, Петушиный Рыцарь чрезвычайно вежливо попросил положить пакет в его карман и откланялся.
«Господин главный откупщик, — сказал он, — я не прошу вас провожать меня. Мадемуазель Аллар будет так любезна, что проводит меня до двери и посветит мне».
— Пистолет делал свое дело. Главный откупщик не решился ни на одно движение, и Аллар, держа свечу в руке, проводила Петушиного Рыцаря. Тот дошел до двери на улицу, поцеловал в лоб балерину и исчез в темноте… Теперь скажите мне, господа, что вы думаете о Петушином Рыцаре?
— Это смелый мошенник, — сказал Ришелье.
— Вежливый разбойник, — прибавил Ликсен.
— Что он разбойник, я сомневаюсь. Что он вежлив — несомненно, — сказал Таванн.
— Ах, Боже мой! Вы говорите о нем только хорошее, месье де Таванн! — сказала Госсен, смеясь. — Я решительно готова вам поверить.
— И прекрасно сделаете!
— Если Петушиный Рыцарь ваш друг, месье де Таванн, — заметил аббат де Берни, — то уж, конечно, он не из числа друзей графа де Шароле!
— В этом он похож на многих других, — добавил де Коссе-Бриссак.
— На вас, например, любезный герцог?
— Признаюсь!
— Вы ненавидите графа де Шароле? — спросила Комарго, кокетничая.
— Я помню, как однажды в вашей гостиной, желая остаться с вами один на один, он осмелился мне сказать: «Уходите!» Я посмотрел прямо ему в лицо и ответил: «Ваши предки сказали бы: „Уйдем“. Если бы я был простой дворянин, он велел бы меня убить, но он испугался моего титула и уступил мне место, которого я никогда не уступил бы.
С этими словами герцог любезно поцеловал руки очаровательной танцовщицы.
— Вспомните того мужа, которого он велел убить, чтобы отвязаться от ревнивца? — прибавил Креки.
— У него страсть, — продолжал аббат де Берни, — стрелять для своего удовольствия в кровельщиков, которые работают на крыше его особняка.
— Он уже убил трех или четырех, — заметила Госсен.
— Кстати, — сказал Ликсен, — вам известен его последний разговор с королем?
— Нет, — отвечала Дюмениль.
— Несколько дней тому назад, — продолжал князь, — чтобы доказать свою ловкость, граф побился об заклад, что всадит пулю в череп человека, который работал на крыше монастыря, что находится рядом с особняком.