Рыцарь в черном плаще
Шрифт:
— Я верю только тому, что я вижу, — улыбнулась Госсен.
— Дверь особняка хлопнула, наверное, приехал Кене, — сказал Таванн.
Это действительно был знаменитый доктор. Он вошел в будуар, где лежала Сабина. Минут через двадцать он вернулся в гостиную, а за ним все дамы.
— Мои предписания будут исполнены? — спросил он у Комарго.
— В точности. Мои камеристки не отойдут от нее и сделают все, как вы сказали.
— Особенно важно, чтобы она не произносила ни слова.
— Хорошо, доктор.
— Что вы думаете об этой ране, доктор? — спросил Таванн.
— Чудо, что она не оказалась смертельной! Ее нанесла уверенная рука острым коротким лезвием, которое вонзилось сверху вниз в то место, где начинаются ребра. Очевидно, нанесший этот удар имел явное намерение убить, поскольку метил прямо в сердце. Лишь чудом лезвие скользнуло по ребру, и девушка не убита наповал.
— Вы спасете ее?
— Думаю, не сумею.
— Почему?
— Задето левое легкое; рана глубока и очень опасна. Скорее всего девушка умрет.
— Однако необходимо узнать, кто ударил ее так подло.
— Для этого надо, чтобы она заговорила, а единственная возможность спасти ее заключается в том, чтобы она не произнесла ни одного звука.
— Вы уверены, что это Сабина Даже, дочь парикмахера? — спросил Таванн.
— Разумеется!
— Как странно!
Кинон, заметив озабоченный вид виконта, пристально посмотрела ему в лицо и спросила:
— Почему странно?
— Вы это узнаете, только не теперь.
— Что это с Таванном? — тихо спросил маркиз де Креки у де Берни.
— Не знаю. Но я тоже заметил…
Неожиданно раздался грохот, похожий на удар грома. Все переглянулись.
— Боже мой, — вскричала Комарго, побледнев, — это еще что такое?
Крики усилились.
— Пожар, — сказал доктор.
Ришелье, Бриссак, Креки бросились к окнам гостиной, выходившим в сад на улицу Фран-Буржуа.
Крики усилились, к ним присоединился лошадиный топот. Внезапно красноватый свет озарил горизонт, на котором ясно вырисовывались контуры остроконечных крыш.
— Это еще что? — спросила Комарго, все более и более волнуясь.
Дверь в гостиную отворилась, и вбежала испуганная камеристка.
— Что стряслось? Говори же скорее, Нанина!
— Горит особняк графа де Шароле.
— Особняк на улице Фран-Буржуа! Да ведь это в двух шагах отсюда!
— Мы все рискуем сгореть заживо!
— Огонь сюда не дойдет, — возразил Бриссак. — Если особняк Шароле сгорит, — прибавил он шепотом, наклонившись к Комарго, — я желаю, чтобы и граф сгорел вместе с ним!
Крики становились все отчетливее, пламя стало подниматься над домами, и пожар бушевал уже так близко, что можно было чувствовать жар.
— В случае опасности, — спросила Госсен, подбежав к Таванну, — вы нас спасете, виконт? Наверняка это шайка Петушиного Рыцаря ограбила особняк де Шароле и подожгла его — так говорит Нанина. — Она указала на камеристку.
— Петушиный Рыцарь? — удивился Таванн.
— Да, виконт, — сказала Нанина. — На улице все об этом говорят…
— Петушиный Рыцарь поджег особняк графа де Шароле? — повторил Таванн.
— Почему бы и нет? — спросил чей-то голос.
Все обернулись. В гостиную вошел мужчина в чрезвычайно изысканном костюме. Вошедший был похож на знатного вельможу. Он держал в руке букет роз, которые в то время года были редкостью. Мужчина подошел к Комарго, поклонился с утонченной вежливостью и уронил цветы к ее ногам.
— Виконт де Таванн, — начал он, — меня обнадежил, что я буду иметь честь быть вам представленным сегодня.
Среди присутствующих произошло волнение.
— Петушиный Рыцарь! — вскричал Таванн. Незнакомец поклонился.
— Петушиный Рыцарь, — повторил он самым любезным тоном. — Для того чтобы иметь возможность полюбоваться нынешней ночью очаровательными личиками шести самых обворожительных женщин Парижа, я велел зажечь костер.
Он указал на пылающий особняк Шароле.
Изумление присутствующих не поддавалось описанию. Вдруг раздались ружейные выстрелы, и крики перешли в какой-то неистовый вой.
— Не бойтесь ничего, сударыни! — сказал Петушиный Рыцарь, улыбаясь. — Какова бы ни была опасность, она вас не коснется. Я отдал соответствующие распоряжения…
Он поклонился с еще большей фацией и изысканностью, пересек гостиную и выскочил через открытое окно в сад.
Ружейные выстрелы не смолкали. Яркое зарево пожара освещало окрестности…
IX
Особняк на бульваре Капуцинов
В три часа дня карета Фейдо де Марвиля, начальника полиции, въехала в парадный двор особняка на бульваре Капуцинов. Колеса и кузов кареты были покрыты толстым слоем пыли, а лошади — потом. Карета еще не остановилась, когда лакей бросился открывать дверцу. Начальник полиции соскочил с подножки на крыльцо и быстро исчез в передней, наполненной лакеями, которые с почтением расступились перед ним. Лакей запер дверцу и, посмотрев на кучера, сказал:
— Час и пять минут.
— Из Версаля в Париж, — прибавил кучер со вздохом, — мои лошади не выдержат такой езды в такую погоду и по обледеневшей дороге.
Между тем де Марвиль миновал переднюю, гостиную, кабинет своих секретарей, как ураган, не встречающий препятствий. При его появлении все чиновники поспешно вставали, глядя на начальника полиции с беспокойством и страхом. Фейдо де Марвиль действительно был разгневан не на шутку. Он вошел в свой кабинет, громко хлопнул дверью, бросил шляпу на стул, плащ швырнул на пол и, оттолкнув его ногой, начал ходить по кабинету, пожимая плечами.
Де Марвилю было около сорока лет. Он был умен, честен и принадлежал к очень хорошей фамилии. Вот уже пять лет занимал он должность начальника полиции до этого дня, когда вернулся из Версаля в свой кабинет в Париже.
Де Марвиль с силой дернул за шнурок колокольчика, висевший над его бюро. Явился посыльный.
— Позвать секретаря, — приказал начальник полиции властным тоном.
Посыльный исчез. Секретарь, которого потребовал Фейдо, был вторым лицом в полиции после де Марвиля. Его звали Беррье. Ему было лет тридцать пять. Он был одарен умом и тонкостью, которые ценил Фейдо, а впоследствии оценил еще больше и король французский.