Рыцарь
Шрифт:
— Я-то привычен. Я после Палестины четыре года в Лангедоке не сидел, в куртуазном общении не упражнялся и стихи марсельским баронессам не писал. Я, после того как твой Филипп обратно во Францию отчалил, в Палестине еще две зимы провел.
— Ну, знаешь, я в Лангедоке тоже не сидел. Я по нему ездил.
— От одного замка, где вкусно кормят, к другому.
— Точно. Счастливые были деньки.
Сказав это, я неожиданно понял: а ведь так оно и было.
Настоящий Андрэ де Монгель, таившийся где-то на дне моего собственного разума, молчаливо согласился со мной: да, деньки действительно были счастливыми.
Тортоса расположена
Перед трактиром, где должна была состояться встреча с Толстяком, мы поручили лошадей подбежавшим конюхам, после чего степенно вошли в общий зал. На Ги был его обычный прикид: белая туника и белый плащ с красным крестом. Под туникой — кираса толедской работы. На мне были доспехи Бенедикта де Бале. Из оруженосцев тамплиера нас сопровождал только Анри. Рено остался в замке — по моей просьбе. Мне хотелось, чтобы кто-нибудь занялся сбором последних слухов о том, чем сейчас заняты Альфаро, король Педро и мавры, с землями которых граничило графство Кориньи. А также чтобы кто-нибудь присмотрел за Алонсо. В мое отсутствие тот мог выкинуть какую-нибудь глупость. Например, отправиться в свое комендантство.
За широким столом сидело несколько человек. Один из них, лысеющий увалень лет пятидесяти, неторопливо поднялся. Остальные последовали его примеру.
Я протянул руку увальню. И не ошибся.
— Хайме из Кольменара, — представился он, с некоторой осторожностью пожимая мне руку. Возможно, боялся раздавить. Моя отнюдь не девичья ладонь просто утонула в его грабле.
— Я — сьер Андрэ де Монгель.
— С прибытием. Яго, освободи господам место.
Названный человек забрал свое оружие со скамьи на которой сидел, и молча встал позади Хайме. Судя по цвету его кожи и волос, в его жилах сарацинской крови было больше, чем европейской.
Мы уселись на освободившуюся скамью. Анри безмолвно маячил за нашими спинами.
Двое людей, сидевших слева и справа от Хайме и, соответственно, справа и слева от нас с Ги, оказались командирами тех самых двух банд, которые были необходимы нам, чтобы добрать до минимума, требуемого для начала военных действий против Альфаро.
Некоторое время мы торговались. Говорили мы в основном с Хайме — два второстепенных командира помалкивали, признавая первенство Толстяка, и всего лишь бдительно следили за тем, чтобы их отряды были приняты на условиях не худших, чем отряд Хайме. А Хайме вел свою речь уверенно и неторопливо. Я изучал предводителя наемников, а он изучал меня. Не могу сказать точно, в чью пользу вышел общий счет. Наверное, в его. Простецкое выражение его лица оказалось превосходнейшей маской, ничего не говорящей о его собственном отношении к тем или иным вопросам.
Хайме на пальцах объяснил, сколько они хотят, почему и за что. Это было больше того, что мы намеревались им дать.
Я не умел вести дела подобного рода. В том, что касалось расценок, я не мог сказать, где Хайме говорит правду, а где он сознательно слегка задирает планку. Спорить с ним было бесполезно: он разбирался в подобных вопросах куда лучше меня. При таком раскладе мне оставалось только упереться рогом в землю и твердо стоять на месте. Благородные люди не торгуются… Значит, вас не устраивают мои условия? Очень жаль. Кое в чем могу уступить — например, в том, что касается доли от предполагаемой добычи, но не в основных условиях договора.
Хайме снова выдвинул свои доводы. Я повторил свои. Так продолжалось до тех пор, пока мы друг друга не утомили и не сошлись на некой приемлемой середине. Среднее жалование солдату выходило чуть меньше того, о котором мы говорили в самом начале, но зато в случае успешного завершения военных действий моих подручных ждал весьма крупный приз. Что автоматически делало их заинтересованными сторонами в том, чтобы замок моего врага пал, и пал как можно скорее.
Оставалось только надеяться, что у Альфаро отыщется достаточно золота, чтобы я смог расплатиться и с наемниками, и вернуть заем евреям. А если золота не будет? Ну, допустим, с наемниками я уж всяко сумею расплатиться. А как быть с Иосифом? Придется седлать коня, покупать новое копье и скакать к месту ближайшего турнира — не для того, чтобы заработать славу, а из куда более прагматических соображений. Играть в русскую рулетку, надеясь, что остальные профи, участвующие в состязании, не убьют, не покалечат, или — что в такой ситуации хуже всего — сами не вышибут меня из седла, а потом потребуют выкуп за коня и оружие.
Хайме не слишком огорчился, узнав, что платить ему — по крайней мере, поначалу — будут французской монетой. Золото и серебро — оно везде золото и серебро. Поинтересовался только, не располагаем ли мы местной валютой. Нет? Ну нет — так нет.
Естественно, и Хайме, и Родриго Пуэро, и Санчо из Вильябы — так звали двух других командиров — интересовало, с кем я собираюсь вести войну. И они обеспокоились, когда я отказался отвечать на этот вопрос.
— Узнаете в свое время. Я не хочу, чтобы завтра об этом болтало пол-Испании.
Такой ответ их не слишком устроил, но качать права никто не стал. Поскольку я платил, я и музыку заказывал.
…По возвращении в замок я отыскал Жанну. Она любезничала с каким-то конюхом на заднем дворе. Увидев меня, почему-то перепугалась и покраснела.
— Иди-ка сюда.
Отыскав место, где нас никто не мог подслушать, я остановился и пристально посмотрел на девушку. В больших, широко раскрытых глазах Жанны любопытство перемешивалось с затаенным страхом. Ничего хорошего от любых перемен в своей жизни она не ждала.
— Я собираюсь отправиться в гости к одному барону, — начал я, — и хочу, чтобы ты поехала со мной.
Она безмолвно опустила голову. Ни возражений, ни вопросов.
— Мне нужна твоя помощь.
Безразличие и боязнь перед будущим исчезли. Зато любопытство так и загорелось в ее глазах.
— Этот барон, Фернандо де Грасиане, — один из вассалов графа Альфаро, — сказал я. — Я хочу склонить его выступить со мной против графа. Но видишь ли, в чем дело… Когда мы с ним беседовали в первый раз, он сказал кое-что, что теперь заставляет меня предполагать, что Альфаро… ммм… околдовал его так же, как и многих других своих людей. Так же, как он пытался с Алонсо — помнишь, тот рассказывал? — но с Алонсо почему-то у него ничего не вышло… По виду Фернандо не скажешь, что он вообще способен бояться. Но когда он говорил о своем синьоре, в его голосе был страх. Ужас. Совершенно неестественный для рыцаря и воина. Я хочу, чтобы ты избавила его от этого… ммм… от этого заклятья.
Жанна снова потупила взгляд и тихо стала перебирать завязки собственного пояска.
— Не знаю… Наверное, у меня не получится…
— Должно получиться, — жестко сказал я. — Иди собирайся. Выезжаем сейчас же.
Замок Фернандо ничуть не изменился за прошедшее время. Барон — тоже. Он встретил меня на внутреннем дворе и сразу же пригласил отобедать. Статус Жанны он выяснять не стал. Когда мы направились в обеденный зал, Жанна тихо скользнула следом.
— Вы сильно рисковали, приехав сюда, — добродушно заметил барон, когда мы заняли свои места: я — рядом с хозяином замка, Жанна — где-то на дальнем конце стола. Очевидно, сесть ближе ей не хватило наглости. По статусу ей вообще полагалось есть в комнате для слуг.