Рыцарь
Шрифт:
…А потом уже становится поздно что-либо предпринимать: враги встают под стенами Кориньи. Начинается осада.
…То обстоятельство, что я собираюсь развязать войну во время королевского мира, ни Хайме, ни двух других главарей не волновало. Они — всего лишь наемники. Какой с них спрос? Никакого. Топор — или, если верить слухам, петля — грозили только двум шеям: моей и Фернандо. Впрочем, я надеялся выиграть эту войну раньше, чем король Педро засуетится. Более того, я надеялся, что он не станет суетиться вообще. Я надеялся провести эту войну втихую.
Невозможно? В
Куда больше, чем нарушение королевского мира, моих подручных взволновало имя человека, против которого им предлагалось сражаться.
— Дьявол! Вы должны были нас предупредить! — рявкнул Родриго Пуэро. Хайме пока молчал.
— Я предупредил. Только что.
— Я ухожу!
— Что ты сказал?! «Ухожу»?! Я что, ослышался?!
— Тысяча дьяволов! Это самое проигрышное дело, о котором я когда-либо слышал!
— Тебе-то не все ли равно?
— Я не хочу иметь дело с Альфаро.
— Струсил?
Родриго Пуэро с ненавистью посмотрел на меня, но ничего не сказал. Я повернулся к Хайме и Санчо:
— Надеюсь, у вас-то коленки не задрожали при имени этого колдунчика?
Хайме вышел из задумчивости.
— Нет, — сказал он равнодушно. — Пока — нет. Посмотрим, что будет дальше и как пойдет осада. Если задрожат, я никого об этом предупреждать не стану. Уйду и все.
— Я остаюсь, — сказал Санчо.
— А я ухожу, — Родриго встал, — и увожу своих людей. Сейчас же.
— Стой, Родриго, — бросил я в спину смутьяну. — Ты не можешь уйти просто так.
Он настороженно оглянулся. Положил руку на меч:
— Почему же это?
— Вчера я заплатил тебе за неделю вперед. Верни деньги и убирайся.
Родриго злобно уставился на меня. Я усмехнулся. Пусть попробует вытянуть из солдат полученное вчера жалованье. Часть которого они вдобавок уже успели промотать. Сегодня полночи мне не давали заснуть пьяные вопли и визги шлюх, сопровождавших наше бравое воинство в двух крытых повозках.
Я его убедил.
— Семь дней, — процедил Родриго. — И ни дня больше.
— Сядь на место и послушай, что я тебе скажу. Я уверен, что через неделю все вы двинетесь отсюда обратно в Тортосу. С кошельками, набитыми золотом графа Кориньи. Долгой осады не будет. Я не собираюсь ждать, когда сюда подойдут войска вассалов графа. Лучше всего вообще обойтись без осады. Ворваться в Кориньи неожиданно, блокировать ворота, подтянуть основную массу войск и взять этот чертов замок прежде, чем они успеют очухаться. Но когда мы двинемся на юг от Фернандо, в графстве Кориньи отыщутся люди, которые пожелают сообщить своему синьору о нашем войске. Поэтому наша задача: отловить всех, кто попытается это сделать. Барон Фернандо даст вам в помощь своих егерей и лесничих. Людей, пригодных к такому делу, надо найти и отправить уже часа через два-три. А выступаем мы сегодня вечером, сразу же после того, как стемнеет. Два ночных перехода — и мы на месте.
Кое-какие плоды моя идея принесла. М-да… кое-какие.
Следующим утром одна из таких групп изловила курьера, скакавшего
Вызывала интерес и личность курьера. Это оказался мой старый знакомец, некто месье Лука. Когда я только очутился в этом мире, в эжльском трактире я познакомился с этим разговорчивым, дружелюбным и компанейским человеком. В те далекие дни я был наивен, доверчив и смотрел на окружавший меня новый мир широко открытыми глазами. Лука — по его собственным словам — работал курьером и вез какое-то письмо в Арль… Ага, как же! Шпионом он работал, вот кем. В Лангедоке он был одним из тех, кто «пас» меня по приказу графа.
Шпиона вздернули, предварительно допросив. Но узнали не много. Главное: идея о неожиданном налете на замок провалилась. Надо было придумывать что-нибудь новое. Притом срочно.
Поскольку о нас уже знали, я наконец отпустил Алонсо де Виллярробледо. Теперь его авантюра уже не могла принести никакого вреда.
Теперь не было необходимости двигаться ночью, и мы ринулись к Кориньи на всех парах. Вечером того же дня мы разбили лагерь на лугу в полулье от крепости, за стенами которой прятался мой враг. С места, где мы встали, открывался прекрасный вид на гору и светлый замок, украшающий ее вершину. Пока солдаты ставили лагерь, мы с Ги любовались крепостью и обсуждали варианты ее захвата.
— …Слишком узкая и крутая дорога, — сказал Ги, поставив ладонь «козырьком» для защиты от солнца. — Башни будет трудно по ней протащить.
— Зато наверху нет рва. Там сплошной камень.
— Угу.
— Видишь, вон там — площадка? По-моему, идеальное место для катапульты.
— Слишком близко.
— Установим щиты от стрел.
— Одна-единственная вылазка — и у нас нет катапульты.
— Оставим отряд для защиты.
— Андрэ, у Альфаро в замке — всего вдвое меньше людей, чем у тебя. Сколько солдат ты собираешься разместить там? Они положат твой отряд как…
— Нам ведь нужно, чтобы Альфаро только открыл ворота, правильно? Сколько-то отряд продержится. А тем временем мы перебросим основные силы. Это приманка, Ги.
— Ну, смотри сам. Я бы не стал рисковать единственной катапультой, которая у нас есть. Если ее сожгут, мы можем здесь всю оставшуюся жизнь сидеть.
Катапульта, о которой мы говорили, на самом деле являлась собственностью отряда Хайме Толстяка. В разобранном виде ее таскали за собой в обозе, катившемся обычно сразу после фургонов со шлюхами. При катапульте имелась специальная команда, возглавлял которую маленький немец Ульрих Ольгенштайн. Сейчас он руководил разгрузкой и сборкой своего детища.
Я посмотрел на его работу. Потом отыскал взглядом Рувима, слонявшегося без дела, и подозвал к себе.
— Что скажешь? — спросил я, кивнув на замок Кориньи.
Рувим посмотрел, прищурился и сказал то же самое, что и Ги:
— Деревянные башни не пройдут.
— И это все? Иосиф расхваливал тебя как гения инженерной мысли.
— А какую машину вам необходимо соорудить, дон Андрэ?
— Что-нибудь метательное, и помощнее. Наша катапульта от подножия горы до стен Кориньи снаряд добросить не сможет. Поэтому придется ставить ее вон там… вон на той площадке… Хотя это и рискованно.