Рыцари былого и грядущего. Том I
Шрифт:
— С радостью приветствую доблестного русского офицера. Наслышан о вашем пребывании у нас, — отец Августин произнёс это с элегантностью настолько непринуждённой, как будто всю жизнь провёл в изысканных светских беседах.
Андрей смутился и растерянно буркнул:
— Здравствуйте.
Это прозвучало грубовато, но отца Августина, кажется, было трудно смутить. Рукою в чёрной перчатке он взял Андрея под локоть и, перестав замечать Дмитрия, обронил, как сдунул пёрышко с ладони:
— Мессир Дмитрий, к нашему общему сожалению, будет вынужден на некоторое время лишить нас своего приятного общества, а мы, мой добрый друг, тем временем
Отец Августин проводил Андрея к небольшой скамеечке, стоящей у стены и, когда они присели, обронил таким же светским, лишь несколько посерьёзневшем тоном:
— Мессир сказал мне, что вы видели нечто сверхъестественное. Расскажи мне об этом, возвышенный юноша.
В другое время и в иной ситуации такая манера речи не вызвала бы у Андрея ничего, кроме презрительного раздражения, но сейчас он испытывал искреннюю симпатию и очень большое доверие к этому человеку, как будто перед ним был второй отец. Слушая Андрея, отец Августин, казалось, растворился в его рассказе, лёгкая улыбка не исчезала с его лица, но стала глубокой и даже немного виноватой, как будто он мысленно каялся в грехах.
Андрей закончил свой рассказ вопросом:
— Что это было, отец Августин? Что я видел?
— Благодать Божия, Андрюшенька. Божественная Энергия, ставшая видимой, ради твоей возвышенной, но очень несчастной и очень грешной души. Мой добрый друг, мне страшно даже говорить об этом. В чаше перед тобой были Святые Дары. Тело и Кровь Христовы. Это Сам Бог.
Ты видел сияние неизреченной Божьей Славы. Знаешь ли ты, что такое Причастие?
— Ну, может быть, я не очень точно это понимаю.
— А это, Андрюша, ни один живой человек и не в силах понять. Это непостижимое чудо, дарованное нам Господом. Это чудо уже почти две тысячи лет совершается на нашей грешной земле. Только не все это чувствуют и уж совсем мало кому дано увидеть. А тебе Господь явил особую милость: телесными очами узреть незримое. Только не гордись. Это было тебе дано не потому что ты лучше других. Не знаю, почему. Может быть, ты несчастнее других, а может быть, потому что тебе предстоит некое особое служение, причём в самом скором времени. Господь разом дал тебе то, к чему иных ведёт годами.
— Не думаю, что во мне есть нечто особое.
— Не гордись, не гордись. Каждый человек — особый, только особенности разные. А я ведь, Андрюша, никогда такого не видел, но я даже слышать об этом счастлив. Святой Грааль в неземной своей славе. Это и есть главная святыня тамплиеров — главная святыня всех христиан. Святой Грааль — Чаша со святыми Дарами. Единственное сокровище тамплиеров — Господь Иисус Христос. Возблагодарим же Господа, Андрюша, за великую оказанную нам милость.
В опустевшем храме они вдвоём встали на колени лицом к алтарю и молились вместе, но каждый по-своему. Когда они поднялись, отец Августин сказал:
— Я понял, Андрюшенька. Сегодня на литургии ты вместе со всеми причастился. Только не устами, а глазами. Это не важно для Бога. Душа причащается невещественно. Мы бы тебя к Чаше, конечно, не допустили без особой подготовки. Но Господь сам даровал тебе причастие. Ему ведомо, кто готов.
— Отец Августин, я хотел бы побольше узнать об этом. В чём суть причастия? Почему вы называете Чашу Причастия Святым Граалем? О религиозной стороне жизни тамплиеров тоже хотелось бы узнать побольше.
— Приветствую твоё благочестивое желание, добрый юноша. Вот только не знаю, с чего бы нам начать. Вечные истины, как и сама вечность, не имеют начала. Пожалуй, довольно уже на сегодня. Я болтлив, а тебе это сейчас не надо. Проведи остаток дня в уединении и богомыслии. Затворись у себя. Я тебе книжек пошлю. Закладочки сделаю. Почитай о том, какими добрыми христианами были наши славные средневековые тамплиеры. Завтра утром встретимся, и я раскрою тебе нашу самую главную тамплиерскую тайну. Трепещешь, чувствуя дыхание древней тайны? — отец Августин опять заискрился плутовской улыбкой, видимо, способность говорить серьёзно лишь ненадолго посещала его.
Известно, что крестовые походы были вызваны экономическими причинами. Религия была для рыцарей лишь оправданием их грабительских устремлений. Прикрываясь именем Божьим, эти разбойники творили неслыханные злодеяния. Часть рыцарей объявила себя монахами, чтобы не только грабить, но и эксплуатировать простых тружеников, используя религиозные предрассудки. Всё это просто, понятно и хорошо известно каждому образованному советскому человеку. Эти нехитрые аксиомы Андрей встречал в сотнях исторических книг и сам никогда не сомневался в том, что рыцари-грабители только прикрывались религиозной верой.
Сейчас Андрей спросил себя: чем же «прикрывались» они, доблестные советские воины, проливавшие реки крови примерно в тех же краях, что и средневековые крестоносцы? В коммунистические идеалы почти никто из них не верил, а от Бога они отреклись радостно и добровольно. Если же человека, ни во что не верящего, по уши погрузить во вражескую кровь, он либо превращается в циничное чудовище, либо становится психическим инвалидом, от чего сам Андрей был весьма недалёк.
То что они вытворяли здесь, в Африке, можно было делать только во имя чего-то гораздо более высокого, чем повседневность с её убогой заботой о куске хлеба. Андрей подумал: если бы русские пришли в ту же Сирию, на Святую Землю, с Богом в душе и во имя Божие — ведь по-другому бы воевали! Так зачем же их обманывали, утверждая, что Бога нет? Хотя, никто их не обманывал, просто вожди сами ни во что не верили и ни к чему высокому не стремились. И советские историки не могли увидеть в крестовых походах ничего, кроме жажды лёгкой наживы, потому что побудительные мотивы верующих людей может понять лишь тот, кто сам верит ну хоть во что-нибудь высокое. Искренние мусульмане, к примеру, даже пылая ненавистью к христианству, всё же вполне могут понять столь же искренне верующих христиан.
Об это Андрей подумал, читая свидетельства мусульманских историков о тамплиерах. Например, Аль Харави в трактате о воинских хитростях предупреждал Саладина, что необходимо «опасаться тамплиеров, ибо эти монахи одержимы в своём религиозном рвении и не обращают внимания на то, что происходит в остальном мире». Мудрый араб хорошо понимал могущество Истинной Веры, позволяющей с лёгкостью игнорировать всё что «происходит в остальном мире». Живущий мелочными страстишками «остальной мир» можно было просчитать на сто ходов вперёд. С «остальными» можно было договориться, их можно было подкупить, но ничего нельзя было поделать с «религиозным рвением» несгибаемых тамплиеров. Храмовников можно было только убивать, что Саладин и делал самым добросовестным образом, всех остальных рыцарей отпуская за выкуп.