Рыцари былого и грядущего. Том I
Шрифт:
Однажды к нему подошёл сияющий от радости Милош и сразу же выпалил:
— Зигфрида принимают в Орден и сразу же посвящают в рыцари.
— Вот как! Он и в сержантах не походит?
— А он, между прочим, в послушниках целых четыре года проходил, и должность у него тут была над нами — позначительнее сержантской. В Ордене у каждого свой путь. Есть общие правила, но применяют их очень по-разному, с учётом индивидуальности каждого и некоторых обстоятельств, о которых нам знать ни к чему. Зигфриду, конечно, пока дают только коричневый плащ. Получить белый плащ — такая честь, до которой не многие поднимаются. Там свои правила и ограничения, о которых мне ничего не известно.
—
— Так ведь я сам в послушниках скоро уже два года. За год до тебя пришёл.
— Забыли про тебя?
— Здесь ни про кого не забывают. Если не принимают в Орден, значит на это пока нет Божьей воли. Не человеческое это дело — вступить в Орден. Божье дело.
— А за Зигфрида ты, я смотрю, очень рад?
— Как же не радоваться? Он же наш брат. К тому же я никогда не видел обряда приёма в Орден. Это очень торжественный и величественный обряд, исполненный истинно христианского духа. Нам всем разрешат присутствовать. А ты разве не рад?
— Милош, брат! Не обращай внимания на то, что я всё время ворчу. Натура скверная. На самом деле я очень рад за Зигфрида. И за тебя. И за себя тоже.
В храме понемногу собиралась орденская братия, располагавшаяся согласно иерархии. Зигфрид давно уже стоял у алтаря с северной стороны. Он был в своём обычном натовском камуфляже, его лицо было сосредоточенным и напряжённым, как перед боем. Последним пришёл великий магистр в сопровождении двух рыцарей в белых плащах. Они встали так же у алтаря, но с противоположной, южной стороны. Братьев Ордена никогда не надо было призывать к тишине, они всегда молчали в храме. И шеренгами они выстраивались сразу же и без приказа, как только заходили сюда — по храму никто и никогда не бродил. Приход великого магистра не произвёл в храме никаких изменений. Магистр, человек с абсолютно непроницаемым лицом, начал сразу же и без предисловий:
— Добрые братья, вы ясно видите, что большинство согласны обрести этого человека своим братом. Если есть среди вас кто-либо, кому известно о том, из-за чего он не может стать нашим братом — ему лучше сказать об этом сразу.
В течении бесконечно долгой минуты в храме висела гробовая тишина. Наконец магистр продолжил:
— Если никто не скажет ничего против, тогда приведите его именем Господа.
Два белых рыцаря, стоявшие рядом с магистром, медленно подошли к Зигфриду, встали от него по обе стороны, как конвой, и так же медленно подвели соискателя к магистру. Последний тяжело уронил обращённые к Зигфриду слова:
— Ты по-прежнему желаешь стать нашим братом?
Зигфрид молитвенно сложил ладони на груди и, заметно волнуясь, ответил:
— Мессир, вот я перед Богом и перед вами, и перед братьями, и прошу вас во имя любви Господней и Девы Марии ввести меня в ваше общество, как человека, который желает быть с вами во веки.
— Добрый брат, ты просишь о великом. В нашем Ордене ты видишь только внешнюю сторону: хорошее оружие, красивые одежды. Но ты не знаешь о суровых заповедях, что лежат в основе нашей жизни. Сейчас ты сам себе хозяин, трудно тебе будет стать слугой для всех. Вряд ли когда-нибудь ты будешь делать то, что хочешь. Если ты захочешь быть в Акре, тебя пошлют в Триполи. Если ты захочешь быть в Бургундии — тебя пошлют в Англию. Если ты пожелаешь спать — тебя разбудят, а если пожелаешь бодрствовать — тебе прикажут лечь в постель. Когда ты за столом и желаешь есть — кто-то прикажет тебе идти и ты не будешь знать куда. Теперь решай, добрый благородный брат, смог бы ты вынести все эти трудности?
— Да, я вытерплю всё ради Господа, — вымолвил Зигфрид, голос которого всё более заметно дрожал.
Между тем, голос магистра был исполнен такого ледяного спокойствия, что даже Андрею стало не по себе, так что Зигфрида он вполне понимал. Магистр продолжил свою «атаку на психику»:
— Добрый брат, ты должен просить о вступлении в Орден по трём причинам: во-первых, отойти от грехов этого мира, во-вторых — служить Господу нашему, и, в-третьих — чтобы быть нищим и принимать наказания в этом мире для спасения души. Желаешь ли ты отречься от своей воли на всю оставшуюся жизнь и делать то, что приказывает твой командор?
— Да, мессир, если это угодно Богу.
— Желаешь ли ты перенести все трудности, которые ждут тебя в Ордене, и выполнять все приказы, которые будут тебе отдавать?
— Да, мессир, если это угодно Богу.
— Сейчас помолись Господу нашему, чтобы Он наставил тебя.
Зигфрид обратился лицом к алтарю и встал на колени. Даже по его спине было видно, что он молится. Магистр сказал теперь уже всем братьям:
— Добрые братья, встаньте и помолитесь Господу нашему и Деве Марии, чтобы он преуспел в том, что обещал.
Все разом опустились на колени, молитвенно сложили ладони на груди и склонили головы. Пространство храма заполнилось звуками «Патер ностер». Потом все встали, и в тот же момент из алтаря появился неизвестный Сиверцеву священник, державший в руках Евангелие в окладе из титанового сплава. Магистр продолжил искушать Зигфрида:
— Добрый брат, достойные люди, которые говорили с тобой, о многом спрашивали тебя, но чтобы ты не поведал нам — всё это праздные и незначительные слова. Ни ты, ни мы не могли бы пострадать от того, что ты сказал. Но смотри, — магистр указал на Евангелие, которое священник держал в руках, — вот святые слова Господа нашего. Если ты солжёшь перед Святым Евангелием — будешь виновен в клятвопреступлении и навсегда изгнан из Ордена, от чего упаси тебя Бог.
После многозначительной паузы магистр продолжил:
— Клянёшься ли ты Господу и Божьей Матери, что отныне и во все дни твоей жизни ты будешь послушным магистру Храма и командору своему?
— Да, мессир, если это угодно Богу.
— Клянёшься ли ты Господу и Божьей Матери, что все оставшиеся дни своей жизни ты будешь жить без собственности?
— Да, мессир, если это угодно Богу.
— Клянёшься ли ты Господу и Божьей Матери, что будешь хранить добрые традиции и обычаи Ордена нищих рыцарей Христа и Храма?
— Да, мессир, если это угодно Богу.
— Клянёшься ли ты Господу и Божьей Матери, что никогда не оставишь Орден в силе и слабости, в радости и в горе?
— Да, мессир, если это угодно Богу.
Обеты были принесены. Кажется, не только Зигфрид, но и все братья Храма вздохнули с радостным облегчением. Магистр, как любящий отец, голосом, заметно потеплевшим, торжественно произнёс:
— Именем Господа и Пресвятой Богородицы вводим тебя во все блага Ордена, что были от начала и будут сотворяться до конца. И ты так же вводишь нас во все блага, которые совершил и совершишь. Добрый брат, Господь наш привёл тебя к тому, чего ты жаждал и поместил тебя в такое прекрасное общество, как Орден рыцарей Храма. Тебе придётся приложить много усилий, чтобы никогда не совершить ничего, что может опорочить Орден. А мы обещаем тебе хлеб, воду, бедную одежду Ордена, а так же много боли и страданий, — последние слова магистр произнёс с непередаваемой интонацией, в которой смешались и радость, и строгость, и скорбь, как будто отец посылал сына на великий и славный, но страшный и мучительный подвиг.