Рыцари былого и грядущего. Том II
Шрифт:
— Но ведь Низар давно мёртв. Он и на год не пережил своего отца.
— Не все верят, что он мёртв, иные полагают, что ты скрываешь его в Аламуте. Нас уже начали называть низаритами.
— Что за чушь? Низар был ничтожеством, пьяницей, пылью на ветру. Или я представитель пыли, которая к тому же давно развеялась? Что ещё говорят?
— Кто-то считает тебя самозванцем, который незаконно присвоил себе право говорить от имени скрытого имама, — выдал бесстрашный Бузургумид.
Хасан усмехнулся.
— А за кого вы считаете меня?
— Ты — худджа — представитель скрытого имама до его пришествия, — Бузургумид сказал это спокойно и по-деловому, словно доложив о том, что в Аламут доставили сто мешков пшеницы.
Хасан посмотрел на своего полководца с благодарностью. Простой, малообразованный Бузургумид обладал удивительными способностями и никогда не забывал ни одного слова, сказанного повелителем.
— Ты прав, Бузургумид. Но не хотите ли больше узнать о том, кто я?
Несколько пар глаз впились в своего повелителя.
— Я — глас вопиющего в горах. Я призываю сделать прямыми пути имама к тому времени, когда он придёт. Я — всего лишь даи, но я истинный даи. Даи привлекает людей к сокровенному учению имама. Даи устанавливает духовную связь между имамом и его сторонникам.
— А ты, повелитель, разговариваешь с имамом? — за всех спросил Бузургумид, имевший смелость спрашивать.
— Ты спрашиваешь о сокровенном, о запретном. Тебе достаточно верить в то, что волю имама ты можешь узнать только через меня. В чём эта воля, я не раз говорил вам и ещё скажу. Мы должны наращивать силу, которая позволит установить праведное правление имама на земле. Мы должны будем распространить власть имама на весь мир. А весь мир сегодня — зловонное болото. Люди копошатся, как насекомые, стараясь вырвать друг у друга куски богатства и власти пожирнее, люди трусливы, мелочны и ничтожны, они не хотят думать о высоком. Пока такие люди наполняют весь мир, имам не захочет себя открывать. Куда придёт имам? Даже Каир, где правят наши братья-измаилиты — грязная помойка, столица ничтожества. Что уж говорить про города язычников. Где же имам найдёт опору? Где та точка, с которой он начнёт завоевание мира? Здесь, в Аламуте. Сюда придёт имам, потому что здесь он найдёт чистых сторонников, которые не заботятся о мелочном и готовы отдать за него жизнь, ни секунды не раздумывая.
— А если имам до сих пор не пришёл, значит, мы ещё не всё подготовили к его приходу? — спросил Хусейн Каини.
— Правильно мыслишь, Хусейн. Но понимаешь ли ты, что значит хорошо подготовиться к приходу имама? Может быть, государство, которое мы создали для имама, ещё не достаточно крепко и устойчиво? Нет, уже достаточно. Может быть, в Аламуте, Лимиссаре и Кухистане недостаточно чисто? Нет, у нас везде порядок. А вот сердца наши недостаточно устойчивы и чисты. Все ли наши люди полностью победили страх смерти и избавились от мелочных страстишек? Все ли помыслы наших людей направлены только к имаму? Сердца готовьте! Очищайте их от всего земного. Вы поняли?
Слова Хасана произвели на его соратников страшное впечатление. Под взглядом жёлтых глаз, в которых, кажется, и впрямь не было ничего земного, они почувствовали себя полными ничтожествами. Но каждый знал — они перед лицом такого величия, какого нет нигде на земле. Они были угнетены и счастливы одновременно.
Наконец Бузургумид решился спросить:
— Значит, халиф ал-Мустансир не был имамом?
— Плохой вопрос. Какое тебе дело до того, кем был человек, которого больше нет?
— А халиф Мустали?
— Мустали — не имам. Вы не о том спрашиваете. Зачем гадать, кто может быть скрытым имамом? Он из рода Али — это известно. Он подчинит себе весь мир — это так же известно. Он придёт к нам. Больше некуда. А чьим сыном он будет. Аллах знает об этом лучше.
Всё было не так, как представлял себе Рашид. Теперь он понял главное: дело не в доктрине Хасана, дело в нём самом. Этот человек обладал потрясающей способностью к подчинению чужой воли. Он был живым воплощением неземной власти. Только в этом и заключалось объяснение его невероятных дел. И всё-таки Рашид спросил о том, о чём собирался:
— А вот доктрина «талима», которую вы, повелитель, гениально усовершенствовали. Если честно, я не смог в ней разобраться. Не могли бы вы объяснить?
— Талима. Ты не очень устал, летописец?
— Рядом с вами никто не чувствует усталости.
— А потом падают замертво.
Рашид содрогнулся. Хасан неторопливо начал:
— Скажи мне, нуждается ли человек в учителе, для того, чтобы познать Бога? Либо нуждается, либо нет. Ведь так?
— Бесспорно.
— Предположим, человек считает, что учитель ему не нужен. Тогда он не должен считать, что его суждения лучше других суждений.
— Почему? Мудрый прав, а глупый ошибается.
— Но ведь если ты считаешь, что учитель не нужен, значит, и сам ты не должен учить. А если ты отрицаешь чужие суждения, значит ты учишь. Как же можно отрицать роль авторитета и тут же утверждать эту роль в собственном лице?
— Значит, учитель нужен? — робко предположил Рашид.
— Да. Нужен авторитетный учитель. Учение суннитов совершенно несуразное. Они полагают, что община Мухаммада никогда не может впасть в ошибку — умма не ошибается. Сунниты вынуждены передавать истину через множество людей. Но любой из этих людей может быть отъявленным еретиком или попросту глупцом. А, собравшись все вместе, еретики и глупцы превращаются во вселенский разум?
— Да, да, я понимаю, — затараторил Рашид. — Множественность указывает на ложность. Должен существовать единственный и неповторимый авторитет — источник истины. Это имам.
— Верно. Либо учитель должен быть авторитетным, либо сойдёт любой учитель. Но если любой, тогда почему не я сам? А если я сам могу быть собственным учителем, значит учитель не нужен. Это понимают все шииты. Но шииты-днунадесятники думают, что они уже ответили на вопрос, а между тем, они всего лишь его поставили. Как доказать авторитетность учителя? Мы не можем этого сделать, если наше доказательство не опирается ещё на какой-нибудь авторитет, но его авторитетность опять же придётся доказывать. Значит, мы так и не обретём учителя. В итоге шииты оказываются в таком же затруднении, как и сунниты.
— Дальше мой разум не может идти, — Рашид беспомощно хлопал глазами.
— А дальше ничей разум идти не в состоянии. Дальше должна идти воля. Имам сам является своим доказательством. Сама природа его притязаний является доказательством. Мой имам, единственный, кто осмелился заявить, что является собственным доказательством, поэтому его должны признать все мусульмане.
— Но Мустали тоже заявляет.
— Что он заявляет? Его улемы заявляют. А они погрязли в спорах. У них нет единства. Между тем, лишь единство является доказательством истины, которая опирается на уникальный и непосредственный авторитет имама. Я создал единство. Я, Хасан ас-Саббах, только я имею право говорить от лица имама.