Рыцари пятого океана
Шрифт:
Все ли зависело от бойцов, что отступали в сторону Половиикипо? Нет, упрекать только их было бы крайне несправедливо. Опи так же, как и летчики, дрались самоотверженно. Но у нас с каждым днем все меньше оставалось боевых самолетов и экипажей, а в наземных войсках — резервов. Силы таяли, а о пополнении не могло быть и речи. Почему? В чем тут просчет? Над этими вопросами задумывались многие командиры и политработники.
В один из таких безрадостных дней я выехал в Сватово, где находился штаб Юго — Западного фронта, охранявшийся с воздуха истребительным авиаполком. Разыскав члена Военного
— Никита Сергеевич! Полк Фаткулина у нас измотался до крайности. Прикажите заменить его па время истребительным полком, который прикрывает штаб фронта.
Хрущев при мне изложил кому-то мою просьбу по телефону и после разговора отклонил ее:
— Не надо этого делать. К полку привык начальник штаба фронта. Пусть он здесь и остается.
Какая странная, почти патриархальная мотивировка: «Начальник штаба привык…»
Так я и уехал ни с чем. Надежда хоть на время получить подмогу и на денек — другой дать передышку фаткулинцам не оправдалась.
Обстановка сложилась тяжелая. Все приходилось решать быстро, оперативно: времени на обдумывание необходимых планов и мероприятий, соответствующих быстро меняющимся событиям, не было. Дни и ночи перемешались. Мы с трудом выкраивали минуты, чтобы наскоро перекусить или забыться тревожным сном в какой-нибудь машине или на траве, под кустом.
Неудача под Харьковом тяжело отразилась на настроении людей. Они знали, что в окружении остались тысячи бойцов и командиров, что фронт оказался открытым на многие десятки километров. Поэтому мы старались сделать все, чтобы воины не пали духом, не поддались панике, обеспечивали организованный отход.
Мало кто из непосредственных участников боев знал истинную причину срыва Харьковской операции. В ее разработке и организации были допущены серьезные просчеты. Не на высоте оказалась и разведка. Этот промах стоил нам 5 тысяч убитых, свыше 70 тысяч без вести пропавших, не говоря уже о том, что мы утратили инициативу и позволили фашистскому командованию занять выгодные рубежи для последующего наступления в глубь страны.
Командующего 9–й армией генерал — лейтенанта Ф. М. Харитонова обвинили в том, что он не мог предотвратить прорыв на своем участке фронта. Его сняли с должности.
Я видел генерала в палатке на восточном берегу Северного Донца. Общение с ним было запрещено. Когда разобрались и убедились, что в харьковской трагедии повинен не только Харитонов, его опять назначили командующим, на этот раз 6–й армией. Вновь встретиться нам довелось в районе Коротояк на Воронежском фронте. Позже я узнал, что Харитонов умер.
В конце июня под Воронеж прилетел из Подмосковья на новых «аэрокобрах» истребительный полк. Из машины, приземлившейся первой, вылез невысокого роста летчик и, поправив шлемофон, представился генералу Горбацевичу:
— Командир 153–го полка майор Миронов. Прибыл в ваше распоряжение. — Он сделал шаг в сторону и молодецки щелкнул каблуками маленьких сапог.
Выслушав его, Горбацевич чуть заметно улыбнулся. Меня тоже удивил моложавый вид командира полка. Казалось, закончит доклад этот молоденький майор с ясными, доверчивыми глазами, пухлыми щеками и ямочкой на подбородке, озорно свистнет и бросится вприпрыжку. бежать. Его хрупкая, мальчишеская фигура никак не вязалась с такой солидной должностью.
Но потом, когда мы познакомились поближе, узнали его на деле, убедились, насколько обманчивым оказалось первое впечатление. Сергей Иванович Миронов был храбрым летчиком и талантливым командиром. Спокойный и мягкий по натуре, он никогда ни на кого не кричал, умел по — хорошему уладить любой инцидент. Летчики любили его, шли за ним, как говорят, в огонь и в воду.
С. И. Миронов еще в период борьбы с финнами стал Героем Советского Союза, а впоследствии генерал — полковником авиации, командовал крупными соединениями, занимал должность заместителя Главнокомандующего Военно — Воздушными Силами страны по боевой подготовке.
Полк, с которым прибыл майор Миронов па Воронежский фронт, состоял из опытных, обстрелянных бойцов. Все они участвовали в обороне Ленинграда, их подвиги были отмечены правительственными наградами.
Мы с Горбацевичем объяснили командиру и комиссару полка старшему батальонному комиссару Сорокину обстановку, попросили их быстрее привести часть в боевую готовность. Обстановка была нелегкой: немцы рвались на восток, к Волге.
— Мы готовы, товарищ командующий, — спокойно доложил Миронов. — Разрешите завтра всем полком сделать облет района?
— Пожалуйста, — разрешил генерал.
А через день полк уже сопровождал большую группу «бостонов», вылетевших на бомбежку вражеской танковой колонны южнее Воронежа.
Горбацевич улетел в штаб, а я на некоторое время еще остался здесь и оказался свидетелем большого воздушного сражения, разыгравшегося над древним русским городом. Более ста самолетов противника совершили на Воронеж звездный налет. В числе других авиационных частей отважно бились с врагом и летчики полка Миронова.
Небольшой группе фашистских бомбардировщиков удалось прорваться к аэродрому и разбросать вместе с фугасками множество маленьких фосфорных бомб, которые горели белым ослепительным пламенем. На борьбу с ними бросились солдаты. Они быстро потушили их землей, заровняли воронки, и к моменту возвращения истребителей полоса была восстановлена.
Возбужденный боем, легкой походкой подошел к нам Миронов и доложил:
— Наши вернулись без потерь, а немцы многих недосчитаются.
Наземные подразделения выловили выбросившихся с парашютами вражеских летчиков, штурманов и стрелков — радистов. Их оказалось более семидесяти. Налет на Воронеж дорого обошелся фашистам. Из наших же пострадал только командир эскадрильи Макаренков. Осколком вражеского снаряда ему раздробило руку.
Поздравить героев с крупной победой под Воронежем снова прилетел генерал Горбацевич. Он приказал построить весь летный состав, сердечно поблагодарил за храб рость и мужество, каждому летчику пожал руку, а Сергея Ивановича при всех троекратно поцеловал.
О подвиге летчиков — истребптелей Миронова я в тот же день сообщил политработникам частей нашей группы и попросил их донести эту радостную весть до всех авиаторов.
Слава о мироновском полке гремела по всему фронту. Его летчики дрались под Воронежем три месяца, нанося по врагу один удар сокрушительнее другого.