Рыцари света, рыцари тьмы
Шрифт:
Оглядевшись, она заметила, что вокруг все стихло: битва улеглась. Последние из бандитов скрылись или погибли, и теперь неизвестные Морфии защитники понемногу сходились к тому месту, где стояла она с Джубалем и его помощниками. Среди них Морфия разглядела и нескольких своих сопровождающих; все остальные, за исключением двух рыцарей в голубых накидках, были в таких же простых бурых хламидах из бумазеи, что и ее спасители. В испуге она обернулась к Джубалю:
— Кто вы такие? Я никогда раньше вас не видела. Откуда вы взялись?
Тот без всякого выражения посмотрел на нее:
— Отсюда, сеньора, из Иерусалима. Мы уже направлялись домой после напрасных поисков и увидели вас по чистой случайности, вон оттуда. — Он указал рукой на невысокую гряду невдалеке, на расстоянии около трех миль. — Мы заметили, как блестит на солнце ваше оружие, и приостановились, а поскольку мы смотрели с возвышения, то засекли тех, кто напал на вас с тыла, с той стороны. — Он махнул рукой в противоположном направлении. — Мы поняли, что вы, вероятно, их не видите, а по числу налетчиков смекнули, что вам, скорее всего, потребуется помощь. Вот так мы и оказались здесь. — Он повел широкими плечами. — Что ж, мы подоспели вовремя и спасли вас, сеньора, хвала Господу. А вот и сир Годфрей. Это он командует нами.
— Но кто вы такие, в самом деле?
Голос Морфии срывался от волнения. Человек с изумлением посмотрел на нее, словно дивясь, что она не знает таких простых вещей.
— Я Джубаль, сеньора, из патриаршего дозора.
Патриарший дозор! Конечно же, она слышала о таком — к этому времени о нем уже слышали все, хотя Морфия впервые узнала о них от Балдуина. Вначале про «дозор патриарха» говорили с насмешкой, передразнивая название, данное ему самим Вармундом де Пикиньи. Многие с презрением упоминали ту небольшую группу почетных рыцарей, что поступили на службу к архиепископу, принеся ему свой монашеский обет. Он оказал им такую честь в обмен на их стремление пожертвовать остаток жизни Церкви Иерусалимской и с оружием в руках самоотверженно защищать путешественников и пилигримов.
С первого дня существования дозора над ними все откровенно потешались, поскольку сама мысль о рыцарствующих монахах или монашествующих рыцарях была весьма нелепой. Например, все знали, что недавно учрежденный орден госпитальеров состоит из монахов, как, впрочем, и всегда состоял, а их новоявленный статус «рыцарей» — скорее удобный предлог для получения церковных денег для своих нужд. Госпитальеры более занимались уходом за больными, чем борьбой за их безопасность. А эти неофиты заявляли о себе как о монахах-ратоборцах — церковном воинстве! Всеобщее веселье подогревало и то обстоятельство, что изначально таких глупцов набралось всего семь. Семеро престарелых рыцарей — слово «почетный» в применении к ним сразу исчезло из обихода, поскольку подразумевало смысл «уважаемый», — взявшихся осуществлять патрулирование и обеспечивать порядок на дорогах королевства Иерусалимского. Это звучало абсурдно.
Тем не менее все сходились на том, что необходимо срочно принять какие-либо меры ввиду происшедшего совсем недавно вопиющего инцидента — нападения сарацин на большой караван паломников средь бела дня и под самыми стенами Иерусалима. Огромная по численности банда расправилась с более чем тремястами пилигримами, а около шестидесяти увела в плен в качестве заложников. Однако Балдуин всячески отклонял требования покарать негодяев, в который раз объясняя, что безопасность ни паломников, ни иных путешественников не входит в круг его забот и что обстоятельства вынуждают его оставить войска по месту их нынешнего дислоцирования — там, где скорее всего можно ожидать вторжения скапливающихся объединенных сил сельджуков, то есть у границ королевства.
Любому было понятно, что в такой ситуации терпение патриарха неминуемо должно было лопнуть. По общему мнению, архиепископ согласился на помощь этих «почетных» рыцарей из чистого отчаяния, готовый ухватиться за любую соломинку, которая появилась бы в поле его зрения. Но ведь они, поговаривали иные с оттенком пренебрежения, просто семеро стариков…
Но затем она услышала от короля и другие новости — невероятные слухи, кочующие по дорогам пустыни, — о небольших, но грозных отрядах поразительно искусных латников, успешно истребляющих тех разбойников, что по глупости или неведению оказались в поле их видимости, и не дававших никакого спуску даже тем, кто по счастливой случайности смог избежать возмездия. За такими воины патриарха охотились по всей пустыне и в конце концов расправлялись с ними.
Сведений о наглых набегах бандитских шаек значительно поубавилось, а дневные нападения и вовсе прекратились сразу же после появления новоявленного воинства. Теперь, несколько месяцев спустя, решиться совершить налет могла только крупная, хорошо организованная банда вроде той, что уничтожила караван Морфии. Большинство же дорог королевства, пусть и не все без исключения, были отныне безопасны для проезжающих. Люди давно уже перестали смеяться над патриаршим дозором, да и само это название быстро исчезло из употребления. Воинов архиепископа стали называть монахами Храмовой горы. Впрочем, сами они предпочитали именовать себя по-прежнему, поскольку звание «дозорных» перестало быть оскорблением и являлось скорее почетным титулом.
Морфия молча выжидала, пока предводитель дозорного отряда подойдет к ней. Тот в раздумье хмурил брови, совершенно не замечая ее присутствия, а Морфия Мелитенская не привыкла к невниманию. Она шагнула вперед, оказавшись у воина на пути, и взглянула в его удивительно живые синие глаза. Увидев ее, рыцарь от неожиданности вспыхнул и попятился.
«Пожилой? — тем временем размышляла Морфия. — Он вовсе не пожилой. В годах — да, но в нем нет ничего старческого. А как он оглядывает меня с головы до ног! Я вся в крови и, наверное, ужасно выгляжу».
Она заговорила, понуждая воина оторвать взгляд от ее замаранной одежды и поглядеть ей в лицо.
— Я желала бы поблагодарить вас, сир, за спасение моей жизни. Я в огромном долгу перед вами и обещаю, что признательность моего супруга будет не меньшей.
Меж бровями предводителя дозорных залегла легкая складка, тут же превратившись в глубокую морщину.
— Я согласен пожертвовать и его, и вашей признательностью, сеньора, если ваш супруг поручится, что более не совершит подобной глупости и не отпустит вас в путешествие по этим дорогам без усиленной охраны.
Она высокомерно вскинула подбородок, раздраженная дерзостью рыцаря, хотя и знала, что он прав.
— Сир, вы невежа.
Он еще больше нахмурился и даже не попытался смягчить свою прямоту:
— Неужели, сеньора? Кажется, в ваших речах от признательности до оскорблений — путь недолгий. Не поспей мы хотя бы в это время, вы бы сейчас были у них в лапах, может, и живая, но в таком случае сами молили бы о смерти. Если вы до сих пор считаете мои слова невежеством, оглянитесь вокруг, на вашу мертвую свиту.