Рыцари света, рыцари тьмы
Шрифт:
— Побереги сеньору, Джубаль. Защищай ее. Я скоро вернусь.
Он еще раз оглянулся на королевскую особу, затем надвинул на лоб шлем, шагнул в сторону и схватился за упавшие поводья. Через мгновение он был уже в седле и во весь опор мчался к отступившему вдаль сражению.
Морфия ощутила внезапное опустошение, словно кто-то вынул из нее все внутренности. Во рту у нее пересохло, язык прилип к гортани. Она попыталась сглотнуть, но не смогла, и в душе опять взметнулась паника. Тем временем человек по имени Джубаль что-то сказал своим товарищам, подошел к карете и потянул на себя дверцу. При виде окровавленного трупа его глаза расширились, а ноздри раздулись, уловив омерзительный запах. Он хмыкнул и, прищурив глаза, стал разгонять перед носом воздух, а затем произнес:
— Мы поможем вам выбраться
Морфия родилась и выросла в Армении. Ей ни разу не довелось побывать во Франции, но она уже давно была замужем за французом, а речь слуги показалась непривычной для ее уха, хотя он говорил уверенно и без ошибок. Морфия предположила, что он, вероятно, родом не из Франции.
Она с готовностью оперлась на предложенную ей руку. От меча на ладони и пальцах Джубаля образовались острые бороздки мозолей, и Морфия вдруг подумала, что никогда еще с такой радостью и охотой не касалась руки слуги. Она перешагнула порожек кареты и задержалась на ступеньке, стараясь не смотреть на тело Антуана Бургундского. Молодой рыцарь так и не упал на землю — он стоял на коленях, противоестественно нагнувшись вперед и опираясь на сломанное древко пронзившего его копья. Чувствуя, как к горлу опять подступает рвота, Морфия крепко зажмурила глаза и глотнула побольше воздуха. Справившись с собой, она посмотрела влево и ступила на землю. Дюжий слуга надежно поддерживал ее за руку и отпустил только тогда, когда увидел, что она твердо стоит на ногах. Три его товарища обступили Морфию, стоя к ней спиной. Каждый держал в одной руке меч, а в другой — щит.
— Эктор, где лошади?
Джубаль спрашивал спокойно, но в его голосе чувствовалась тревога. Его глаза что-то неустанно высматривали вдали: очевидно, он опасался внезапного нападения. Тот, к кому он обратился, поднял руку со щитом и махнул влево, указывая на четырех стреноженных коней с волочащимися по земле поводьями.
Ага, ладно. Что ж, остается только самим пойти туда. Смотрите все в оба. Умирать здесь и в такой час не очень-то приятно, поэтому давайте постараемся ничего такого не допустить. Сеньора, вы согласны пешком идти вон до тех лошадей?
Морфия кивнула. Дар речи еще не вернулся к ней, но чувствовала она себя теперь гораздо лучше и увереннее. Четверо латников рассредоточились вокруг нее, образовав небольшую сплоченную группу, и все вместе они потихоньку двинулись вперед. Морфия приятно удивилась, обнаружив, что до сих пор сжимает в руке кинжал Гильярдама. Гораздо меньше ей нравилось, что при ходьбе юбки липли к ногам. Мокрая холодная ткань неприятно скребла по бедрам, и, вспоминая, что шлепнулось к ней на колени из раздробленного черепа убитого рыцаря, Морфия старалась не смотреть себе на подол. Но сколько она ни сдерживала себя, ее воображение не успокаивалось, и она почти физически ощущала, как клейкая кровавая масса медленно стекает по ногам. Картина, которую Морфия мысленно рисовала себе, была столь яркой, что вскоре она не смогла ее переносить: застонав от отвращения, рухнула на колени и, подавляя рвотные позывы, отлепила приклеившиеся к коже юбки, сбрасывая омерзительное вещество на землю. Затем она принялась обеими руками тереть запачканный подол, набирая полные пригоршни песка. Четверо сопровождающих непонимающе глядели на женщину.
Морфии удалось немного очистить платье, но в сгибах ее пальцев скопились сгустки крови, смешанные с землей. Чувствуя, что кожа на руках уже трескается под твердой песчаной коркой, Морфия стала счищать грязь, и на этот раз ее желудок окончательно взбунтовался.
Когда рвота утихла, слуга Джубаль без слов протянул ей руку и помог подняться с земли. Морфия, шатаясь, встала, глубоко и судорожно вдохнула. Справившись с дурнотой, она медленно, но решительно двинулась к лошадям, на которых указывал Джубаль. Мрачно стиснув зубы, шагала Морфия под защитой четырех коренастых латников, понемногу вновь обретая внутренний мир и привычную степенность манер.
Теперь Морфию Мелитенскую называли Морфией Иерусалимской. Она была женой самого могущественного владыки в Заморье, Балдуина Второго, нового короля Иерусалимского, который еще год назад звался графом Балдуином де Бурком. Раньше он правил Эдесским графством,
Морфия вышла замуж за своего Балдуина в 1102 году, вскоре после того, как он стал графом Эдесским, и с тех пор родила ему четырех детей — всех ныне здравствующих, и всех девочек. Старшая, Мелисенда, появилась на свет в 1105 году, то есть теперь ей исполнилось тринадцать лет, а младшая, Иовета, еще не достигла семи. Морфия была верной женой и примерной матерью. Она искренне радовалась, что ее муж — всеми почитаемый граф Одессы, и тем не менее она больше всех изумилась, когда именно ему предложили встать во главе всего королевства после смерти его тезки и кузена. Теперь Морфия стала королевой Иерусалимской, супругой неопытного, но сурового повелителя, власти которого угрожали объединенные силы турок-сельджуков, разбитых франками в далеком 1099 году. И положение, и титул — все было ново для нее, и она остро ощущала ответственность, которую они налагали.
Окончательно поверив, что в этот день ей все-таки не суждено умереть, Морфия почувствовала, как в ней зреет решимость повлиять на своего мужа и заставить его изменить возмутительную ситуацию на дорогах королевства.
Они дошли до лошадей, и пока Эктор с помощником ловили их за поводья, Морфия стояла и смотрела на последствия кровавой бойни. В поездку она отправилась с большой свитой, по настоянию Балдуина удвоенной против обыкновения. Целью путешествия был аль-Ассад, оазис всего в десяти милях от Иерусалима, где Балдуин Первый некогда выстроил загородный дворец для развлечения друзей и вельможных гостей. Сейчас Морфию там ждала давнишняя лучшая подруга, Алисия Мелитенская. Они знали друг друга с самого детства. Их отцы оба принадлежали к армянской аристократии, и многие годы их также связывали товарищеские и торговые отношения. В честь Алисии Морфия даже назвала свою вторую дочь Алисой.
Несколько дней назад подруга приехала повидать ее, но Морфия в это время не вставала с постели, страдая от легкой лихорадки. Она не хотела показываться гостям до полного выздоровления, поэтому настояла, чтобы они не ждали ее и сразу поехали в оазис, чтобы приятно провести там время, пока она сама не присоединится к компании.
Оазис аль-Ассад в прошлом считался мирным уголком, справедливо воспетым за красоту и безмятежность. Тем не менее в то утро, когда Морфия должна была пуститься в путешествие на встречу с друзьями, король получил сведения из достоверного источника, что в местности, где находился аль-Ассад, участились разбойничьи вылазки. Правда, в самом оазисе и в его ближайших окрестностях бандитов никто не видел. Королева, уже оправившаяся от недомогания, настроилась отдохнуть несколько дней с гостями, вдали от капризов детей. Она лишь посмеялась над излишней опекой Балдуина: прочитав депешу о налетах, он крайне разволновался и лично проследил за подготовкой к поездке и соблюдением мер безопасности. Выслушивая его ворчание на протяжении нескольких часов, Морфия начала было выходить из себя по поводу его глупого беспокойства и вызвала у мужа небывалую вспышку ярости. Это и удивило ее, но и подействовало отрезвляюще. Король заявил, что она либо возьмет с собой усиленный эскорт, либо он ограничит ее перемещения стенами дворца и вовсе запретит пускаться в путешествия.
Она покорилась его гневу, проглотив собственное недовольство, и взяла многочисленную свиту. Теперь все ее сопровождающие лежали в беспорядке на каменистой россыпи — неподвижные груды окровавленных лохмотьев, растерзанные тела, некогда облаченные в дорогие наряды с геральдическими знаками королевства Иерусалимского. Среди них выделялись трупы разбойников — их было легко распознать по одежде и оружию. Они тоже погибли в сражении, но даже Морфии — женщине, ничего не смыслящей в военном деле, — было очевидно, что налетчики гораздо меньше пострадали от схватки по сравнению с оборонявшимися.