Рыцари света, рыцари тьмы
Шрифт:
Часовой приоткрыл глаза и поднялся, зевая и потягиваясь. Сент-Омер со своим отрядом приблизились ко входу, и стражник поспешил отодвинуть перекладину, преграждавшую путь в загон для лошадей. Он держал ворота открытыми до тех пор, пока все всадники не оказались внутри и не спешились. Сент-Омер и другой рыцарь, Гондемар, уже успели расседлать коней, но, едва они собрались приступить к их чистке, как к ним подошел тот самый стражник и объявил, что старшие собратья держат совет. Ему было велено позвать отсутствующих, как только они вернутся.
Оба рыцаря переглянулись, а Джубаль подошел к Сент-Омеру и взял у него из рук поводья.
— Я
Сент-Омер встрепенулся и пристально поглядел на слугу, выискивая в его лице насмешку, но Джубаль был, как всегда, невозмутим и держался вполне обыкновенно.
— Благодарю, Джубаль, я не забуду, — ответил Сент-Омер и кивком позвал Гондемара за собой в конюшни.
Оба входа выводили на большую пустую площадку, но чуть подальше начиналась другая стена — земляная, возведенная для защиты от ветра. В ней еще сохранились широкие проемы с деревянными дверьми. Одно ответвление этой стены уводило вбок, второе примыкало к нему в середине под прямым углом, деля обширное пространство на две части. Потолок, выдолбленный в самой скале, был высок — приблизительно в два человеческих роста, но вправо и влево он постепенно понижался, нисходя плавной аркой. Пахло сеном и лошадьми: справа, на отгороженном стеной участке, находились бывшие стойла. Теперь, после десятков лет запустения, они претерпевали реконструкцию. Левая половина тоже была разгорожена на множество небольших, неуютных и скудно меблированных помещений. Позади жилого пространства, подальше от входа, располагался еще один отсек, отгороженный от других высокой и прочной брусчатой стенкой. Сбоку в него вела узкая дверь — там монахи могли уединяться для молитвы или устраивать собрания.
У двери также стоял на страже человек — на этот раз рыцарь, но без знаков отличия, в простой белой накидке поверх брони. Он насторожился, едва Сент-Омер и Гондемар приблизились к главному входу, и всматривался в них до тех пор, пока они не оказались с ним лицом к лицу. Затем стражник неестественно торжественным голосом спросил, зачем они пришли. Оба по очереди что-то прошептали ему на ухо, и только тогда рыцарь заметно успокоился.
— Я все время опасаюсь, что кто-нибудь забудет пароль, — едва слышно произнес он. — Я так давно не посещал собраний. С благополучным возвращением вас, братья. Были ли приключения?
Сент-Омер снял пояс, на котором висели ножны с мечом, и положил к ногам стражника.
— Да, были, — ответил он, — уже в последний момент. А в самом начале мы предотвратили налет примерно в пяти милях отсюда. Тоже большая банда.
Гондемар, последовавший примеру Сент-Омера и сложивший оружие на землю, выпрямился и, кивнув на запертую дверь, спросил:
— Что там?
Жоффрей Биссо пожал плечами:
— Я знаю ровно столько, сколько и вы, но повод достаточно веский, раз решили провести общее собрание. Вскоре и я буду знать, в чем там дело, а пока могу только сказать, что оно связано с новоприбывшим, неким Андре де Монбаром. Знаете такого?
Гондемар покачал головой, а Сент-Омер кивнул:
— Да, знаю… вернее, знавал. Я с самого детства ничего о нем не слышал. Известно тебе, откуда он прибыл?
— Судя по наружности, прямо из Франции. Настоящий франт. Он приехал сегодня, ближе к вечеру, и сир Гуг тотчас же велел всех созвать. Сент-Аньян и Мондидье как раз отлучились в город с поручением
Он вынул кинжал из ножен и постучал его рукоятью в деревянную дверь. Створка распахнулась, и Биссо поприветствовал стражника, охранявшего вход с другой стороны. Затем он шагнул внутрь и объявил о прибытии сира Гондемара Арлезианского и сира Годфрея Сент-Омера, никак не упоминая их монашеских званий. Когда оба пришедших вступили в освещенное свечами помещение, Биссо прикрыл за ними дверь и вернулся на свой пост.
Несмотря на свет от множества ламп и свечей, Сент-Омеру пришлось выждать, пока он смог различить в полумраке фигуры людей, теснившихся в глубине помещения. Наконец в восточном углу длинной и узкой прямоугольной комнаты он разглядел Гуга де Пайена, облаченного в ритуальные одеяния ордена Воскрешения в Сионе, и низко ему поклонился, произнеся традиционное приветствие опоздавшего, а стоявший рядом с ним Гондемар слово в слово повторил обращение. Де Пайен церемонно склонил голову в знак одобрения, а вслед за ним человек справа от него — постаревший Андре де Монбар, которого Сент-Омер помнил еще мальчиком, — также благосклонно кивнул им.
Затем де Пайен поднял руку, обращенную ладонью к вошедшим, тем самым веля им оставаться на месте, и приступил к молитве, завершающей собрание. Все молчаливо ждали с опущенными головами, пока не была произнесена заключительная формула: «Да будет так». Повторив ее за Гугом, собратья оживились, задвигались, ища, куда присесть. Кто-то выбрал треногу, кто-то — неуклюжее сиденье, прочие же удовольствовались чурбаками или закопченными костровыми камнями. Де Пайен усадил Андре де Монбара на единственный в комнате деревянный стул и затем обратился к присутствующим:
— Братья мои, наш гость привез нам вести с родины, поэтому, я полагаю, пусть он говорит первым, поскольку никто из нас не знает, что это за новости. — Он обернулся к Монбару: — Сир Андре, прошу вас.
Де Монбар, как видно, не собирался вставать. Поворачиваясь на стуле, он оглядел комнату, поочередно встретившись глазами с каждым из шести рыцарей, затем неспешно потер длинную переносицу указательным и большим пальцами.
— Итак, — начал он, — новостей у меня не так уж много, хотя все же мне есть что сообщить вам, равно как и узнать кое-что от вас самих. Прежде всего позвольте мне передать вам благословение и наилучшие пожелания от графа Гуга Шампанского, сенешаля нашего ордена, а также от высшего совета. Первейшее из данных мне поручений — известить вас о том, что граф Фульк Анжуйский, предполагавший навестить вас в этом году, приехать не сможет. Неотложные дела сейчас удерживают его дома, но граф рассчитывает за такой пространный период времени уладить их и прибыть в следующем году.
Он примолк и снова огляделся. Затем, обведя рукой комнату, де Монбар произнес:
— Должен признаться, я очень удивлен. Все, что я вижу здесь, повергает меня в изумление — и ваши достижения, и ваши деяния, и то, что проделано все это в столь краткое время… И все же пока я не до конца понял, в чем они состоят. Так чего вы достигли, откровенно говоря?
Де Пайен издал глухой лающий смешок:
— Мы стали монахами — самыми настоящими, с обритыми головами.
— Да, я слышал. Но что-то тут не так, верно? Ведь вы еще не до конца приняли постриг?