Рыцари
Шрифт:
— Да, — подтвердила Джудит, и на ее заплаканном лице отразилась решимость. — Все было так, как вы говорите, миледи.
Весь вечер все они — и Дэйн, и Эгг, и отец Крадок, и даже Максин, сам сейчас больше похожий на разбойника, так он зарос и опустился, — снова и снова повторяли историю похищения. К ночи бедняжка Джудит уже полностью уверилась в правдивости созданной Дэйном и Глорианой версии происшедшего.
Служанка отошла в уголок и, свернувшись на старых одеялах, заснула.
— Завтра, — сказал Дэйн, — мы объявим о возвращении леди Кенбрук домой. По этому
— Вот это бы, черт побери, не помешало, — проворчал Эгг. Отец Крадок неодобрительно взглянул на него, но ничего не сказал.
Дэйн взял Глориану за руку и притянул ее поближе к себе. На какое-то блестящее короткое мгновение Глориане показалось, что все действительно обойдется, а они с ее любимым мужем будут жить вместе долго и счастливо.
ГЛАВА 16
Когда Максин, Эгг и отец Крадок покинули в конце концов башню, Глориана посмотрела на спящую Джудит.
— Взгляни на нее, она лежит в углу, как собака, — сказала она Дэйну. — Это недостойно человеческого существа.
Дэйн подошел к Глориане, положил руки ей на плечи, давая ей почувствовать, что она под надежной защитой мужа.
— Думаю, все здесь кажется тебе примитивным теперь, когда ты побывала в том далеком мире будущего. Тебе хочется вернуться туда?
Глориана обернулась и взглянула в глаза своему мужу. Хотя его слова были произнесены нормальным спокойным тоном и сказаны как бы между прочим, Глориана уловила в них тревогу.
— Нет, — ответила она твердо. — Я всегда хотела и хочу только одного — быть рядом с тобой.
Он провел кончиком пальца по ее щеке.
— Но ведь там лучше, в том мире? — продолжал настаивать Дэйн.
Глориана вздохнула.
— В двадцатом веке есть свои войны и свои болезни. Как мне кажется, люди изменились лишь внешне, а это не так уж и важно.
— Ты встретила там человека, который полюбил тебя, — продолжил Дэйн, и в его голосе не было упрека.
Лин Кирквуд. Сердце Глорианы защемило. Она никогда не смогла бы ответить на его чувства, но все же она скучала по нему, как скучала по Джанет и Марж. Все эти люди стали ее друзьями и навсегда останутся в ее сердце.
— Да, — ответила она. — Но я любила и люблю лишь тебя. — Тут она замолчала, пораженная. — А как ты узнал об этом?
— Ты звала кого-то. Во сне.
Глориана обхватила тонкую талию Дэйна, уткнувшись лицом в его плечо.
— Я звала тебя. С того самого момента, как мы расстались тогда, я не прекращала искать дорогу к тебе — ни во сне, ни наяву.
В ответ Дэйн тоже нежно обнял ее. Они долго молчали, а когда Дэйн вновь заговорил, голос его был мрачен:
— Не так давно, миледи, вы заставили меня поклясться, что я скорее застрелю вас из лука, чем дам заживо сгореть на костре. Теперь и вы должны обещать мне кое-что.
Глориана подняла голову, заглядывая в глаза мужа. Сердце ее затрепыхалось, словно птичка в клетке.
— Что я должна обещать?
— Если нам не суждено быть вместе, если, не приведи Господи, тебя снова отнимут у меня, я прошу тебя принять любовь того мужчины.
Глориана попыталась было возразить, но Дэйн, коснувшись пальцем ее губ, заставил ее замолчать.
— Тише, — сказал он. — Ты будешь одинока там, в чужом мире. Ты сама и наш ребенок будете нуждаться в защите и поддержке. Если я буду знать, что вы не одни, что есть кто-то, кто заботится о вас, мне будет легче пережить боль утраты.
Глориана изо всех сил попыталась сдержать слезы, чтобы не причинять Дэйну еще больших страданий. Она знала, что не сможет объяснить ему, что женщины двадцатого века довольно независимы и могут сами позаботиться о себе и своих детях. Даже такому умному мужчине, как Дэйн, не поменять всех обычаев времени, столь отдаленного от его собственного.
— Если ты просишь меня об этом, — проговорила она, когда смогла говорить, — скажи сначала, смогу я вынести прикосновения губ и рук другого мужчины? Как смогу я чувствовать на себе его тело? Как смогу слышать его голос? Как, если я люблю и всегда буду любить лишь тебя одного?
Кенбрук наклонился и поцеловал ее в лоб. Его поцелуй был наполнен безграничной нежностью.
— Что я могу ответить тебе? — прошептал он, и Глориана почувствовала на своих губах его горячее дыхание. — Видеть тебя женой другого невыносимо для меня. Но еще большая мука — знать, что ты одна и тебе не на кого опереться. Как зовут того мужчину, в чьем сердце запечатлен твой образ?
— Его имя Лин Кирквуд, — ответила Глориана. Ей казалось предательством даже произнести это имя вслух в присутствии Дэйна, хотя она никогда даже в мыслях не изменяла мужу. — Но я не желаю…
Дэйн вновь склонился к ней и нашел своими губами ее губы. Их уста слились в долгом страстном поцелуе.
— Поклянись, Глориана, поклянись своей бессмертной душой, что, если что-то случится и мы будем разделены, ты доверишься этому мужчине по имени Кирквуд.
Как она могла дать ему такую клятву, когда любила Дэйна Сент-Грегори всем своим существом? Как она может клясться, когда он смотрит на нее глазами, полными бесконечной любви и тревоги?
Поклясться своей душой было делом нешуточным даже для Глорианы, которая в общем-то не была богобоязненной. Но все же она была женщиной своей эпохи и очень серьезно относилась к обещаниям и клятвам. Не сдержать данного слова означало навлечь на себя гнев Господень и вечно гореть в гиенне огненной.
Но, взглянув в лицо Дэйну, Глориана поняла, что он не успокоится, пока не получит ее слова. Она вздохнула и неохотно кивнула.
— Я сделаю то, о чем ты просишь, — проговорила она.
Дэйн рассмеялся, и в его смехе слышались и радость, и отчаяние.
— Я доволен, жена моя, что ты дала мне свое слово и тем, что чуть было не отказалась, я это ясно видел.
Глориана повернулась к окну и устремила взгляд на звезды. В мире Лина такие близкие и одновременно такие далекие, они не были видны из-за яркого свечения ночных городских огней. Небесное сияние меркло, а пение птиц и голос ветра умолкали, заглушенные шумом городской жизни.