Рыцари
Шрифт:
— К счастью для тебя, — согласилась Глориана. — Споры со мной служат тебе хорошей разрядкой. Если бы не я, ты уже давно превратился бы в тирана и сумасброда.
Дэйн ухмыльнулся и плотнее запахнул плащ на плечах жены.
— Может быть, ты еще скажешь, что восход солнца и луны тоже твоих рук дело, как и морской прилив? До чего же ты вздорная особа!
Глориана искоса взглянула на Дэйна, взяла его под руку и вытащила под дождь.
— Иногда, — призналась она, хитро улыбаясь, — я даже вызываю землетрясения.
В
— В этом я ни минуты не сомневаюсь, моя дорогая жена, — ответил он, жестом отпустив солдата. — Кода мы занимаемся любовью, все вокруг дрожит.
Войдя в стойло, где конюхи и солдаты спали, играли в кости и болтали о том о сем, Дэйн и Глориана умолкли. Они знали, что весь этот сброд не прочь посплетничать и что каждое сказанное ими слово с жадностью ловят уши многих любопытных.
Они вывели из конюшни Пелея и маленькую серую кобылку, которой, насколько помнила Глориана, раньше не было. Все еще накрапывал дождь. Дэйн помог Глориане сесть в седло, потом сам вспрыгнул на коня, и они вместе выехали из двора. Миновав деревеньку, — они достигли ворот замка, которые после победы над Мерримонтом держали открытыми.
Никто, конечно же, не посмел спросить у них, куда это они отправились в такую погоду, но вслед им бросали любопытные и недоуменные взгляды.
Оставив позади подъемный мост, они выехали на дорогу. Дэйн повернул своего скакуна в сторону аббатства и Кенбрук-Холла и пустил его шагом. Без сомнения, он сделал это, заботясь о Глориане, и она была тронута его вниманием.
Не останавливаясь, они проехали и аббатство, и замок. Дорога шла лесом, ведя к лугам, лежащим за Кенбрук-Холлом. На небольшом холме под сводом густых крон высоких дубов и сосен Дэйн остановил коня и спешился. С возвышенности он обозревал свои владения. Глориана осталась в седле, поглаживая гриву своей лошадки.
— Иногда, — сказал Дэйн после долгого молчания, не глядя на Глориану, — я даже жалею, что вообще вернулся в Англию. Мне кажется, что я принес с собой только смерть и страдания.
Глориана пыталась сдержать слезы, она понимала, что Дэйн нуждается сейчас в ее поддержке.
— Мне кажется, вы уж слишком жалеете самого себя, Дэйн Сент-Грегори, — сказала она. — Вы хозяин этих земель, и вы нужны своим людям.
Дэйн обернулся к ней, печально улыбаясь.
— Что я могу дать им? — спросил он.
— Ты будешь им храбрым защитником и справедливым повелителем, — не колеблясь ответила Глориана. Сжимая одной рукой поводья, другую Глориана положила себе на живот. — А когда нас не станет, нам на смену придут наши сыновья и дочери.
Дэйн подошел и встал рядом с Глорианой, гядя ей в глаза, положив
— Молю тебя об одном, любовь моя, никогда не покидай меня. Я ничто без твоего совета и твоей любви.
Глориана склонилась к мужу, обняв его за шею. Но прежде чем она смогла ответить ему, темнота поглотила ее. Перед глазами сверкали разноцветные звездочки, голова раскалывалась, будто ее сжимали в тисках. Она слышала голос Дэйна — он звал ее, но у Глориаяы не было сил произнести ни слова. Она почувствовала, что он вытащил ее из седла и подхватил на руки.
В следующее мгновение все смешалось — север, запад, юг, восток, право и лево, верх и низ. Потом не осталось ничего, кроме ужасающей пустоты. Боль пронзила все ее существо, и с каждым ударом сердца темнота все глубже засасывала Глориану.
Она пыталась сопротивляться. Несмотря на сильнейшую боль, захлестнувшую ее и погасившую разум, Глориана все же отдавала себе отчет в происходящем. Но все было напрасно. Судьба ее была предрешена — ей вновь грозила разлука с Дэйном, и сознание этого причиняло ей наибольшие страдания.
Глориана соскользнула на землю, вцепившись в мокрую траву скрюченными пальцами. Боль стала понемногу отступать. Когда дымка перед глазами рассеялась, Глориана увидела, что над нею склонился какой-то мужчина. На какое-то мгновение ей показалось, что она все еще в тринадцатом веке, потому что ноги мужчины обтягивали рейтузы, на нем была туника и мягкие кожаные сапоги, к поясу был пристегнут меч, а распущенные волосы ниспадали на плечи. Но надежда сразу же оставила Глориану, когда она поняла, что одежда не была настоящей. Мужчина говорил, и последние сомнения Глорианы были развеяны.
— С вами все в порядке? — быстро сказал он на английском языке двадцатого века.
Глориана кивнула и оглянулась по сторонам. Словно экзотическими цветами, луг был украшен разноцветными шелковыми палатками. Люди, наряженные в средневековые костюмы, ходили от павильона к павильону, улыбались и смеялись.
— У вас замечательное платье, — сказал мужчина. Он взял Глориану за локоть и помог ей подняться на ноги. У нее закружилась голова, и ее чуть не стошнило прямо на «замечательное платье», которое так понравилось незнакомцу.
— Спасибо, — с трудом проговорила Глориана, немного придя в себя. — Со мной все в порядке, просто я немного… устала.
Мужчина подвел ее к пеньку и усадил.
— Может быть, позвонить кому-нибудь?
Глориана облизала пересохшие губы, пытаясь догадаться, в какой год она попала, и не решаясь спросить об этом. Оглядевшись, она увидела знакомый луг и развалины Кенбрук-Холла, но не смогла понять, в каких годах двадцатого века она очутилась. Мужчина показался Глориане добродушным и участливым, но она не решилась обратиться к нему с подобным вопросом.