Рычаг локтя
Шрифт:
«Куда же ты навострил лыжи, голубчик?» — думал я, на бегу соображая, как бы половчее перехватить беглеца. Он явно спешил к своему тайнику, где прятал свою долю награбленного. Проверить, не нашли ли мы его.
Заглотнул наживку, как и полагается. Или, чего доброго, собирался смыться из Москвы первым же поездом, наплевав на соревнования. Хорошо же мы его вспугнули.
Словно подслушав мои мысли, борец вдруг резко свернул направо и кинулся в подворотню старого двухэтажного дома. Мы с Савой переглянулись и, не сбавляя шага, ринулись за ним. Пахнуло сыростью, под ногами чавкали лужи. Беглец взлетел на второй этаж и, толкнув обшарпанную дверь с облупившимся номером «Семь», исчез в темном провале.
— Похоже, здесь его берлога, — прохрипел Сава. — Ну, с богом, Витя! Зайдем с двух сторон…
Я кивнул и, стараясь не скрипеть рассохшимися половицами, двинулся к двери слева, в то время как Сава, держа браунинг наготове, приник к двери справа. Мы отсчитали про себя «три-четыре» и одновременно рванули ручки на себя.
Это оказалась однокомнатная квартирка. Маленький коридор сразу вел в тесную комнатушку.
Внутри темно и душно, пахло пылью, керосином и чем-то острым. В тусклом свете коридорной ламочки я разглядел убогую обстановку — железную кровать, колченогий стол, табурет.
А возле дальней стены, согнувшись, словно в поклоне, стоял наш беглец и лихорадочно шарил руками по дощатому полу под кроватью.
— Ни с места, руки вверх! — рявкнул Сава. — Витек, держи его!
Но борец, видно, не из пугливых. Развернувшись, он с глухим рыком кинулся на нас, растопырив ручищи, будто намереваясь смять, как картонных, голыми руками. Я едва успел отшатнуться в сторону, и он чуть ли не со свистом пролетел мимо.
Не давая опомниться, я крутанулся вокруг оси и всадил борцу локоть под ребра. Он охнул, согнулся, но устоял на ногах и, взревев, словно раненый бык, попер на меня, сгребая в охапку. Мы застыли в жестком клинче, тяжело дыша и нащупывая уязвимые точки друг друга.
Краем глаза я заметил, как Сава, скользнув вдоль стены, заглянул под кровать и присвистнул. Выудив оттуда брезентовую сумку, он распахнул ее и вытащил несколько рублевых пачек рублевок вперемешку с блестящими золотыми украшениями. Видимо, добыча от других грабежей.
— Ну-ка, ну-ка, что у нас тут? — ехидно пропел Сава, дальше запуская руку в сумку. — Никак, товарищ спортсмен на свою зарплату такие капиталы сколотил? Или бабушка из деревни гостинцев прислала?
Психологическая атака удалась. Налетчик взвыл и рванулся из моих объятий, яростно мотая головой.
Но я уже накрепко спеленал его «ласточкой», заломив руки за спину и упершись коленом между лопаток. Он силен, этот лихой громила, но тут вдруг обмяк, затих, только желваками играл и зыркал на нас исподлобья.
— Витя, глянь-ка сюда! — окликнул меня Сава. В руке он держал паспорт в коричневой обложке и удостоверение мастера спорта по вольной борьбе. — Никак, наш клиент — Буйнов Митрофан Палыч собственной персоной. Ну, здравствуй, Митя! Сказал бы, что приятно познакомиться, да не могу.
Буйнов отчаянно рванулся, пытаясь освободиться, но я держал крепко. Повалил его на пол и прижал коленом в спину.
— Ладно тебе, Митроха, не трепыхайся, — почти ласково произнес я, чуть сильнее надавливая коленом ему на хребет. — Все одно не уйдешь. Видишь, как оно обернулось — думал, самый ловкий, а в ловушку угодил. Так что давай, колись по-хорошему, куда корешей своих подевал? Тех, что с тобой кассу завода брали.
Буйнов зло процедил сквозь зубы:
— Ничего я вам не скажу, сволочи Хоть режьте, хоть пытайте. Своих не сдаю.
— Ох, Митенька, Митенька, — укоризненно покачал головой Сава. — Да на кой ты нам сдался, резать да пытать? Это по вашей уголовной части. А мы люди интеллигентные, мы и так все про тебя знаем. Думаешь, один ты такой умный, схроны свои прятать?
С этими словами Сава извлек из нагрудного кармана знаменитые часы-луковицу на цепочке и, раскачивая их перед носом Буйнова, принялся нашептывать:
— Ты устал, Митя. Очень устал. Веки тяжелеют, руки и ноги наливаются свинцом. Хочется покоя и забвения. Ты расслабляешься, отпускаешь себя. И говоришь нам чистую правду, как на духу. Ведь только правда освободит твою душу…
Борец застонал, забился в моих руках. Дергался, но высвободиться не мог.
Так продолжалось минут пять. А может, десять. От непрестанных нашептываний Савы у меня у самого начала кружиться голова. Но я взял себя в руки.
А вот Буйнов уже обмяк. Взгляд его затуманился, голова бессильно поникла на грудь. Наконец, из горла вырвался сиплый, чужой голос:
— Это я… Я грабил кассу… Втвоем с Лешкой Косым и Петькой Колодой… По наводке его… Не уследил я за ними, сучарами… Как чуял, что закладет, паскуда…
— Ну вот, другое дело, — удовлетворенно кивнул Сава и щелкнул пальцами у Буйнова перед лицом. — Просыпайся, Митя! Поедем кататься с ветерком. Прямиком в отделение, протокол подписывать.
Борец очнулся, замотал головой и бессильно обвис в моих руках. Понял, видно, что дело швах, и сопротивляться без толку.
А мы с Савой переглянулись.
— Ну что, по коням? — бодро осведомился напарник, подхватывая сумку с уликами. — Где там наш воронок призовой? Надо с шиком подкатить, с ветерком и сиреной.
На самом деле, конечно, никуда мы не поедем. Надо вызвать милицию сюда. Описать, запротоколировать, изъять по закону. Начинается рутина.
Но для Буйнова спектакль продолжался. Пусть думает, что мы куда-то его повезем.
— Давай, давай, подгоняй машину, — сказал я, держа борца. — Только шевелись, мне и самому на обед успеть надо.
Сава кивнул и, подмигнув мне, вразвалочку двинулся к выходу.
Глава 19
А может, плюнуть на все и уйти в строители?