Рыжая Соня и Кольцо Судьбы
Шрифт:
— Я его не убивала,— хрипло проговорила Соня.— Он сбежал.
— В таком случае, ты совершила большую ошибку,— спокойно отозвался собеседник Рыжей Сони.— Но, как бы то ни было, спасибо тебе. Ты отобрала у него пленницу. Теперь у нашего бога будет настоящая белая жена. Ты заслужила награду, Соня. Чего ты хочешь? Золота?
— Нет,— ответила Соня мрачно. Мысль о том что обманщик-чернокожий заплатит за предательство, была ей ненавистна. Кровавый туман засти лал ей глаза.— Не нужно мне ничего от вашего презренного идола! Я освободила
— Энна.
— Отпусти ее! Отдай ее мне!
— Не могу,— сказал дикарь.— Наш бог рассердится на тебя и на меня. Он старый бог, хороший но когда он сердится — всему племени очень плохо. Что такое две белые девушки, если погибнут много черных людей? Неужели ты не жалеешь черных людей, Соня? Неужели ты хочешь нашей гибели?
Соня не ответила. Демоны, казалось, разрыва ли ее грудь. Если проклятый чернокожий умеет читать ее мысли, то нечего и тратить слова на этот бесполезный разговор.
— Ну, дело твое,— примирительно произнес дикарь,— Однако мы не хотим платить злом за добро, которое ты, сама того не желая, принесла нашему племени. Поэтому мы просто привяжем тебя к дереву и оставим… на свободе.
Соня похолодела. Встретить смерть от зубов хищников? Умереть, как жертвенная скотина, беспомощной, привязанной, не имея даже возможности защититься?
Шествие между тем остановилось. У Сони оставалась еще последняя надежда на освобождение Только бы они развязали ей руки… Но увы! Для этого пленители рыжеволосой воительницы были слишком опытными воинами. Соню поставили на ноги, не отвязывая от жердей, к которым она была накрепко примотана.
Упрямство Сони кого угодно могло вывести из себя. Пока чернокожие привязывали ее к дереву, она злорадно ругалась на всех известных ей языках.
— Заклинания не помогут тебе, Соня,— мрачно сказал Мгонга, затягивая последний узел.
Выражение лица предателя-дикаря порадовало Соню. Ей удалось-таки вывести из себя невозмутимого Мгонгу. А главное — чернокожий не догадался о том, что ей, Рыжей Соне, страшно.
Джунгли вскоре поглотили караван, уводящий с собой белокурую Энну.
Когда ей надоело сыпать проклятиями, Соня принялась распевать на весь лес любовные песенки, особенно любимые наемниками.
По крайней мере, на какое-то время это пение удержит зверей на расстоянии. А может быть, какая-нибудь человеческая душа услышит этот отчаянный призыв о помощи…
* * *
Соня не знала, сколько прошло времени. Жажда обметала ее губы. Голова бессильно повисла на грудь. Соня знала, что через несколько часов она умрет. В бессильной ярости она кусала губу. Как глупо! Столько узнать, столького достичь, стольких бед и опасностей избежать — и все ради того, чтобы бесславно погибнуть в джунглях, пав жертвой предательства каких-то дикарей!
И тут…
Соня прислушалась. Надежда вновь ожила в ней. Кто-то шел по лесу.
Конечно, это белый. Ни один
Матерь богов! Да это тот гирканец, которого Соня только оглушила ударом рукоятки кинжала в висок вместо того, чтобы убить… Как там его зовут? Сирхан!
Все-таки случается иногда польза от добрых порывов. Хорошо бы еще внушить эту идею гирканскому наемнику…
Сирхан, завидев Соню привязанной к дереву, страшно обрадовался. Он обнажил нож и принялся размахивать им перед носом у связанной девушки, на что та взирала мрачно, но без всякого страха. Она знала, что человек, решивший убить другого человека, не станет с ним разговаривать.
А Сирхан болтал не переставая.
— Ты напала на меня неожиданно, женщина! Ты думала, что убила меня? Ха! Твой удар для меня — как укус комара! Чтобы свести со света Сирхана, нужно что-то посерьезнее рыжеволосой девки! О, какой радостью будет для меня вонзить этот кинжал в твое лживое сердце!
В таком духе гирканец торжествовал и хвастался, пока Соня не проговорила с глубокой убежденностью в голосе:
— А ведь ты, Сирхан, пожалуй, погибнешь один в этих джунглях. Ты, наемник,— не лесной житель. Ты даже ходить по лесу толком не умеешь. Как ты полагаешь выбраться отсюда?
Гирканец зарычал от ярости. Некоторое время он поливал Соню проклятиями, но затем признался: в джунглях, среди незнакомой местности, ему одному жутковато. Проклятые дикари-носильщики разбежались, проводника еще найти надо, да такого, чтоб не завел и не бросил… Да, опыта жизни в подобных местах у гирканца совсем нет.
Таким образом вскоре Сирхан и Соня нашли общий язык. Сирхан освободил девушку. Они развели костер и, ужиная мясом зверька, убитого Соней, принялись толковать о золоте туземцев.
Когда дикарям понадобилась белокурая девушка для торжественного жертвоприношения («Значит, я не ошиблась!» — подумала Соня), они предложили работорговцам такую колоссальную сумму в чистом золоте, что несколько отчаянных стигийских голов в конце концов рискнули. Их выбор пал на молодую аквилонку, дочь одного купца, торговавшего в Алкменоне шелковыми тканями. Этот купец шел из Кхитая к себе на родину и решил провернуть еще несколько выгодных сделок, ради чего и задержался на стигийской границе.
Девушка была похищена с такой изощренной ловкостью, которая делала честь профессионализму стигийских работорговцев. Ее выкрали прямо с улицы, вместе с носилками. Рабов, несших носилки, перебили за считанные мгновения, девушку завернули в ковер и оглушили ударом по голове. После чего ее преспокойно вынесли из города.
При этом сами стигийцы вынашивали собственные алчные замыслы. Их привлекала возможность подобраться поближе к таинственному идолу — доброму богу Мгонги, который если уж рассердится, то беда! По слухам, божок был вырезан из цельного алмаза…