Ржавые листья
Шрифт:
— Гой еси, — хмыкнул воевода, оглядывая пленника с головы до ног.
— И ты не хворай, — дерзко буркнул он себе под нос.
— Да развяжите вы его! — велел Волчий Хвост кметям. — Куда он денется?
Освободив руки и разминая затёкшие пясти, коваль воровато и прицельно огляделся. Воевода усмехнулся.
— Не зыркай, ровно волк. Я сам волк, пото тебе меня и не перешибить. Слышал, я чаю, про воеводу Волчьего Хвоста?
Мужик, услыхав назвище Военега Горяича, сник, но тут же
— Коль правду говорить будешь, отпустим, — посулил воевода. — Бежать-то и незачем вовсе.
— Спрашивай, Военег Горяич.
Он почти ничего нового не сказал — всё это Волчий Хвост уже слышал от великого князя, а тот — от Люта Ольстича. Но воевода подивился точности слов мужика. Он дал мало не воеводскую оценку размещению варты на тыне, действиям защитников и нападающих. Описал подробно оружие и снаряжение, назвал троих из нападающих — Свенельда, Варяжко и Жара.
— Воевал? — цепко спросил воевода, когда коваль договорил.
— Воевал, — кивнул он. — В козарских походах был. Киев защищал от печенегов. До десятника дослужил.
Теперь ясно, почто он меня не знает, — понял Военег Горяич. — В козарских-то походах я в стороне был: в первом — на Булгарию ходил с опричной ратью, а в другом — с печенегами в Степи. А он, небось, в пехоте, а стало быть — при князе.
И вдруг Волчий Хвост постиг:
— Эге, да ты никак Юрко Грач?
— Он самый, воевода, — с достоинством кивнул коваль, и впрямь похожий на грача. — Добро слышать, что и вятшие помнят простого воя. Редкий случай.
— Кто ж не слыхал про Юрко Грача да Куденея Два Быка? — криво усмехнулся Военег Горяич. Он не лукавил. Про этих двух друзей — не разлей вода — слышали в его время многие. И про то, как Юрко Грач выиграл в кости у печенежского бека весь русский полон — не менее сотни человек. И про то, как Куденей Два Быка, прозванный так за неимоверную силу, в одиночку пешим перебил десяток конных степняков. И ещё кое про что…
— Не хочешь со мной пойти? — вновь всё так же цепко глянул Волчий Хвост.
— Прости, воевода, — отверг коваль. — Навоевался я. Мне уж на шестой десяток поворотило, что я ныне за вой?
Военег Горяич покивал. Спросил ещё:
— Синяк-то кто тебе навесил?
— Да кмети твои, кто ж ещё? — хмыкнул Юрко. — Борзый я был больно. Да и они таковы ж оказались.
Второй пленный был вовсе не таков, как Юрко. Худой и высокий, как журавль, курносый и светловолосый, он смотрел спокойно, прямо и бесстрашно. Сряда на нём болталась, как на пугале, но была аккуратно и умело постирана, вышита и заштопана. Да и обут он был не в лапти и не в постолы, а в сапоги на толстой подошве, редкие у весян.
— А ты уж не Куденей ли Два Быка? — спросил Волчий
— Да нет, — он даже не улыбнулся в ответ и добавил с сожалением. — Будь я Куденей Два Быка, твоим кметям меня бы не взять было. Тот кулачник был первый на всё Поросье. Сгинул он, когда Киев от печенегов берегли, шестнадцать лет уж тому…
У воеводы невесть с чего возникло чувство вины.
— Ладно, — пробормотал он, отводя глаза. — Рассказывай, что видел.
И этот мужик ему ничем не помог — он видел и заметил много меньше, чем Лют Ольстич и Юрко Грач. Отпустили с миром и его.
А вот жонка неожиданно рассказала кое-что новое. Сначала она только отмахивалась и плакала, не веря никому, потом вдруг замерла, глядя на Военега Горяича остоялым взглядом. Воевода встревожился было — не тронулась ли умом болезная? — но она вдруг вытянула руку, указывая дрожащим пальцем на его шелом:
— Ты — воевода Волчий Хвост?
Понятно, про что она — все в Поросье знали, что Военег Горяич носит в навершии шелома хвост матёрого волка.
— Он самый, — подтвердил воевода стойно Юрко Грачу.
Она облегчённо вздохнула:
— А я-то ведь мнила — опять тати!
Почти ничего нового она не рассказала, только упоминая Жара вдруг молвила:
— А ещё сосед наш.
— Как… сосед? — сердце Волчьего Хвоста рухнуло куда-то вниз.
— Он в Ирпене живёт, — пояснила она.
— В Ирпене? — это была такая удача, что воевода боялся и поверить. — Дом его показать сможешь?
— Чего не смочь-то?
— Л-ладно, — протянул Волчий Хвост. — Пока отдыхай, завтра с нами в Ирпень поедешь.
Теперь его дело упрощалось. Вестимо, надо ехать в Ирпень, а наживку забрасывать через этого Жара. Но как?
Кмети, меж тем, уже ломали валежник на дрова и рассёдлывали коней — солнце уже коснулось малиновым краем зубчатой тёмно-зелёной кромки леса. На опушке уже трещал, бросая искры и разгоняя синеватые сумерки, костёр, разгоняя сумерки и дразня ноздри запахом мяса.
И тут Волчий Хвост вдруг понял. Понял, какую именно наживку он будет забрасывать Свенельду. Придумка ворочалась в голове и так и сяк, а иного выхода он не видел. Воевода сделал большой глоток и сморщился — сладкое фряжское вино показалось ему горше полыни.
В великокняжеском тереме в Вышгороде — тишина. И только одно окно тускло светится в вечерних сумерках. Здесь живёт тиун — новогородец Рыжий Отеня. Сам хозяин забыл даже о вечерней выти, ушёл с головой в книгу — склонилась над столом голова, рыжий чупрун тускло играет в свете чадящей лучины.