Ржавые листья

Некрас Виктор

— От того места, куда едешь, — холодно закончил Волчар. — Отворяй, говорю. Слово и дело государево…

Старшой несколько мгновений непонимающе глядел на кметя, ни на миг, впрочем, не усомнясь в его правдивости. Он просто не мог понять, как может быть мрачным человек, про которого в Киеве говорили: «Со смехом братцы, я родился, наверно, с хохотом помру». Наконец, пожав плечами, он кивнул вартовым. Полотно калитки медленно поползло в сторону, открывая проезд. Где-то неподалёку залаяла собака — за стенами Киева, у каждых ворот, лежали предместья-веси, не огороженных крепостной стеной. А за ними, в полях и перелесках полевыми дозорами ходит не менее сотни вартовых воев. В каждом дозоре — пять воев и столько же косматых серых псов, таких же, как отцов Серко. Мало ли кого можно встретить за городом — тати, зверьё, нежить да нечисть…

Сзади на круп коня вдруг обрушилось что-то тяжёлое. Буланый, всхрапнув, в ужасе рванулся вперёд. Две тонкие руки вцепились Волчару в плечи, он рванул из ножен меч, но тут раздался весёлый смех. Некрас перевёл дух и натянул поводья.

— Сумасшедшая девчонка, — сказал он, задыхаясь от счастья. — У коня же сердце схватить может.

Зоряна засмеялась, обняла кметя и поцеловала.

— Ты чего уехал?

— Я подумал… — сказал было Некрас, но понял, что говорит впустую и смолк.

— А ты не думай, — засмеялась она. — Думать вредно. Пусть вон твой конь думает, у него голова большая. Ты ж не конь?

— Угу, — ответил Некрас, посадил девушку перед собой на седло и тоже поцеловал. — Я не конь. Я — Волчар.

Прозор медленно закрыл ворота, нарочито долго возился с засовом. Идти обратно в опустелый с уходом дочки дом вовсе не хотелось. Долго к этому шло, долго неприязнь копилась, а вот — вырвалось наружу.

Засов, наконец, вошёл в проушину. Чародей медленно повернулся и остоялся. Замер на месте.

Он мог бы за какие-то мгновения расправиться с этим мальчишкой, что возомнил себя славным витязем Добрыней. И даже дочка не помешала бы. Не возмог. Сломалось что-то в душе старого чародея.

Скрипнул плетень, прогнутый тяжёлым телом, что-то грузно ударило оземь. Прозор медленно обернулся.

— Что за день сегодня такой? — проворчал он в седую бороду. — И все-то, кому не лень, ко мне на двор через заплот сигают. Чего это я, старый, всем надобен стал?

— Не прибедняйся, — хмыкнул весело Стемид, подымаясь с корточек. Одет он был по-походному — короткий кожаный панцирь-кояр, кожаный же шелом с железным налобником и плащ. Мягкие кожаные поршни позволяли ступать легко и почти бесшумно, а штаны из прочной немаркой ткани были такими же, какие носил любой киянин. Воя в нём выдавали только доспехи, а то, что он просто вой, а кметь, а то и вовсе гридень — меч на поясе.

— Далеко собрался? — равнодушно спросил Прозор, оглядывая сряду гридня.

— Вестимо, не близко, — криво усмехнулся тот. — Аль не помнишь наш уговор? Так могу напомнить…

— Помню, — махнул рукой чародей. — Чего уж тут не помнить…

Порылся в поясной калите, он вытащил оттоль за шнурок колечко и протянул его Стемиду.

— Держи. Точно такое же, как и у Волчара. Только зачем тебе это надо? Он и сам всё найдёт и принесёт…

— Твоего ль то ума дело? — спросил весело Стемид, разглядывая кольцо. — Это вот и есть змеиное кольцо, что ль?

— Много знаешь, — поджал губы чародей.

Упало недолгое молчание. Гридень запихнул науз за пояс, глянул на чародея как-то странно, словно сомневался в чём-то. А Прозор вдруг поднял голову на Стемида, глаза его загорелись странным огнём:

— А ты… на что тебе науз?

Кажется, он начинает понимать, подумал Стемид с лёгким оттенком сожаления и облегчения одновременно.

— Ну для чего ж он ещё может быть нужен…

Он не договорил, — чародей, вмиг всё поняв, отступил на шаг и хрипло спросил:

— Ты… для кого?

Рука гридня мягко легла на рукоять меча, он сделал короткое движение вперёд. Прозор с хриплым рычанием рванулся впереймы, его челюсти странно выползли вперёд, вытягиваясь в звериную морду, на глазах обрастая шерстью, кожа на пальцах лопнула, выпуская могучие медвежьи когти, а тень уже была медвежьей… но оплошал чародей. На то, чтоб оборотиться, время нужно, а Стемид был готов заранее. Варяжский меч косо врубился в ключицу чародея, хлынула кровь, верный слуга великой княгини Рогнеды со стоном рухнул на мостовины собственного двора. А гридень, довершая разворот, ударил ещё раз, обезглавив то, что ещё миг назад было чародеем Прозором.

Гридень взялся рукой за верх заплота и тут же, словно, кем-то предупреждённый, отскочил. Мелькнуло стремительное звериное тело, вершковые когти ободрали край заплота.

Пардус!

Про таких зверей Стемид слышал немало от восточных купцов, да только некогда было ныне вспоминать их россказни. Уже швыряя короткий широкий нож, Стемид медленно, как в страшном сне, видел, как зверь взлетает в новом прыжке. И тут же всё паки стало быстрым — свистнул нож, тяжёлая туша рухнула на гридня сверху, прижала к земле. Пардус дёрнулся раз, другой, заскулил… и стих. Не промахнулся, стало быть, Стемид…

4

— А куда мы едем?

— Не кудакай.

— А всё же?

— В Берестово. Там наш терем стоит. Там Горлинка, моя сестра. И слуги. В городском тереме народу осталось — раз-два и обчёлся. Ну, может, Горлинка кого из подружек ещё прихватила…

— М-м… — понимающе промычала Зоряна, и вдруг сказала. — А от твоей безрукавки зверем пахнет.

— А от меня? — спросил Некрас, вдругорядь вспомнив слова вазилы.

Она втянула воздух ноздрями, почти касаясь носом и губами лица Волчара, — кровь густо билась в висках, — и мотнула головой:

— Не-а.

— А чего ж тогда от меня Буланый ныне шарахнулся, как от волка? И Серко, пёс отцов, — кметь, вдруг решась, коротко рассказал девушке про свои стычки. — Да и пардус твой на меня, как на зверя бросался.

— Точно. И меня не слушал, хоть такого не было никогда.

— Вот-вот. А запах…

— Ты не путай, — прервала его девушка. — Вазила тебе не сказал, что волком пахнет. Он сказал — волком несёт. Это вроде как… тень волчья. Я её тож чую, хоть я и не зверь.