Ржавые листья

Некрас Виктор

— И что, мне теперь с волчьей тенью так и жить?

— Да нет, — засмеялась Зоряна. — Пройдёт через день-другой.

Берестово спало.

Копыта Буланого глухо стучали по пыльной дороге. Зоряна сидела на луке седла, держась за руку Волчара и прижавшись к его безрукавке. Мысли путались и прыгали. Всё обернулось вовсе не так, как она чаяла. Сначала она обозлилась, а потом… понеслось, закружилось, как в водовороте — не остояться. Бывает так — даже опытный и умелый пловец, уверенный в себе, купается в реке и делает всего одно неверное движение… и вот уже судорогой сводит ногу, а течение швыряет в сторону, в бешеный водоворот и бороться с ним бессмысленно, а ревущий поток несёт невесть куда — то ли в омут, то ли на камни. И вышвыривает потом на спокойную воду или на песок, обессиленного и изумлённого…

Так и с ней. Что дальше? В путь с Волчаром — только меня ему не хватало, сам едет невесть куда, может и за тридевять земель. Остаться — где? В Берестове, с его сестрой Горлинкой, которой Зоряна никто, ни зиме — метель, ни весне — капель. Вернуться домой? Тогда и убегать не надо было…

Зоряна так ничего и не решила, когда из наваливавшейся дрёмы её вырвал гулкий стук. Открыв глаза, она поняла, что конь стоит у высокого тына. Заострённые пали вздымались косо обломанными клыками. Ворота, сколоченные из саженных дубовых плах, были стянуты медными болтами, как в остроге. По ним Некрас и колотил кулаком — за воротами гулко отдавалось, как в пустой бочке.

Первым отозвался пёс — глухо рявкнул, опять же, словно на зверя. Потом послышался сиплый со сна голос — кто-то цыкнул на собаку и спросил:

— Кто там ещё?

— Я тут, — ответил Некрас. — Волчар приехал. Отворяй.

Над воротами возникла взлохмаченная голова — сонных глазах стояло видимое даже в темноте недоверие. Опухшее от сна лицо при виде Волчара и Зоряны вытянулось стойно конской морде и исчезло. Послышался глухой стук засова, ворота, чуть скрипнув, отворились — отошла в сторону правая половинка, и Некрас направил в проём. Из темноты мгновенно возник здоровенный серый пёс, наверняка родственник киевского дворового пса Серко. Он одновременно вилял хвостом и взрыкивал, явно не спеша навстречь хоязину. Некрас усмехнулся, спешился прыжком, оставив Зоряну на седле, и повёл коня к крыльцу, справа от которого стояла длинная коновязь — похоже, в этом тереме в своё время побывало немало людей.

Волчар снял девушку с седла, и пёс немедленно подбежал к ней, обнюхивая и беззвучно скаля зубы — похоже, чужаков здесь не любили. Но Зоряна умела успокаивать собак, — пёс остыл и даже дал ей погладить себя по вздыбленному загривку. На Волчара он больше не смотрел — должно признал хозяина.

Девушка повернулась к терему. Он был хорош. Семиступенчатое крыльцо с двускатной кровлей и резными перилами вздымалось на три локтя в высоту на рубленом рундуке. Дверь с крыльца вела в сени, от коих в стороны расходились вдоль терема крытые гульбища. Разлапистый, крытый лемехом шатёр кровли напоминал спину чудовищной рыбы, а на оконечностях виднелись деревянные звериные головы. В оконные рамы были вплетены куски стекла и слюды, а по наличникам текла затейливое узорочье, не видное в рвущемся и мечущемся свете факелов. Зоряна его не видела, но знала, что оно есть — без него не обходится в славянских землях ни один дом, хоть будь то курная изба или княжий терем.

— Нравится? — неожиданно спросил над ухом Волчар, отдав коня подбежавшему холопу.

Девушка только молча кивнула.

— Пойдём, — он потянул её за руку вверх по крыльцу, и уже на ходу спросил у холопа. — Сестра здесь?

— Здесь, господин.

— Одна?

— Одна, господин.

В одном из окон терема метнулся свет — кто-то спешил к двери со светцом или свечой.

Сестра Волчара оказалась стройной сероглазой русоволосой девушкой с удивительно красивым лицом. В движениях её чувствовалась сила и быстрота. Хоть Зоряна сгоряча и сказала Волчару, что её знает, однако ныне она не смогла бы так уверенно повторить свои слова. Зоряна её где-то видела — и только.

— Ну вот, — хмыкнул Волчар, подталкивая девушку вперёд. — Это моя сестра, мы зовём её Горлинкой. А это… дочь чародея Прозора, говорит, что её зовут Зоряна.

Взгляд Горлинки на миг стал оценивающим, но это выражение тут же пропало — не хотела оскорбить, остудить подругу брата. Они прошли во сени, а оттоль — в терем, в горницу.

— Сестра, распоряди, чтоб собрали чего поесть, мы голодны, как волки. Особенно я.

— Ещё бы, — хмыкнула отошедшая от стеснения Зоряна. — Ты ж Волчар. А они поесть любят.

— А мы все волчары, — хохотнула Горлинка. — Вся семья.

— А вот кстати, почто? — спросила Зоряна, вдруг поняв, что о сю пору не знает, почто у Некраса и его отца такие волчьи назвища.

— Так ты что, про наш род ещё не слыхала? — удивилась Горлинка. — А я-то мнила, Некрас тебе про нас уже все уши прожужжал…

— Да нет.

— Наш род происходит от волка-оборотня, — пояснила сестра Волчара со спокойной гордостью. — Древний очень род.

Дочь чародея невольно украдкой вздохнула — как и всегда, когда кто-то начинал хвастать своим родом, она вспоминала о матери и начинала жалиться. Впрочем, Горлинка не хвастала, она просто гордилась, но от того почто-то было ещё грустнее. Тут она взглянула на своего витязя вновь, словно видела его впервой. А что там было видеть того, чего не было видно ранее?

Высокий и неслабый парень, смуглолицый и черноволосый. Длинный чупрун спадал по бритой до синевы голове к правому уху, усы спадали ниже твёрдого и голого, как колено, подбородка с глубокой ямочкой. Серые глаза смотрели твёрдо и с прохладцей, прямой хрящеватый нос пересекал белый ровный шрам.

— Ладно, сестрёнка, вдосыть хвастать, — обронил, что-то поняв, Волчар. — Да и не кормят соловья баснями. Пошли, поедим, что боги послали.

А слуги уже таскали на стол снедь, и было видно, что боги ныне послали детям Волчьего Хвоста хоть и немного, а не жалея: наваристая уха из осетрины, печёная вепревина на рёбрах, взвар из яблок и груш и пахучий ржаной квас.

Несколько мгновений они только молча насыщались, потом Зоряна почуяла, что сей час от сытости заснёт. И почти одновременно Некрас отвалился от стола и откинулся к стене, подняв к губам глиняную чашу с квасом.

— Хорошо-то как, о боги, — вздохнул он, глотнув как следует.

— Да ты ж спать хочешь, Зорянка! — всплеснула руками Горлинка, видя, что у дочки чародея сами собой закрываются глаза — впору лучинки вставлять, — и замахнулась на брата. — У, волчара, загонял девочку совсем!

Хором Горлинки был небольшим — сажени две в длину и полторы в ширину. Две широкие лавки вдоль стен, небольшой стол, столец, два высоких сундука и три полки на стене, до отказа забитых книгами.