Ржавые листья
Шрифт:
Не окоротили.
Нюх северного волка верно зачуял след, и, едва узнав о бегстве Стемида из корчмы, Авайр бросился в погоню — жестоко и высокомерно, завалив Полоцк навьём.
Авайр шёл по следу.
Урмане нагнали Стемида на рассвете.
Их чёлн неожиданно вынырнул из-за пологого мыса, поросшего низким густым ельником. Хриплые крики огласили речной плёс — урмане увидели его и теперь спешили за ним уже назрячь. Стемид, закусив губу, поднажал, но урмане не отставали, их однодеревка хоть и тяжелее вчетверо, да только там на вёслах — трое, враспашку. И расстояние от челнока до однодеревки стало сокращаться.
Стемид приподнялся в берестянке, всмотрелся.
Четверо.
Ха-ха-ха.
Но на воде они его догонят. А посему, лучший выход — править к берегу.
Расстояние падало медленно, и Стемид успел догрести до берега. Прыгнул на сушу, не замочив сапог. Берестянка от толчка отошла от берега, течение закружило и понесло. Варяг обернулся, смерил расстояние до лодки урман, сделал им непристойный жест и ринулся в лес, ломая прибрежный тальник.
Человек неопытный, уходя от погони, ломится, не разбирая дороги, полагая, что спасение — единственно в быстроте. Понимающий же боец, такой, к каким относился и Стемид, попетляет, попутает следы, да и усядется ждать, когда запалённая погоня выскочит прямо ему под прицел. Сложность была в том, что и урмане — тоже вои до мозга костей и прекрасно знают про этот способ. И будут настороже, ожидая от варяга именно засады.
А потому Стемид не сделал ни того, ни другого. Варяг скрылся в лесу, пробежал с половину перестрела вниз по течению и затаился. Берег был виден великолепно.
Урмане, хоть тоже и не лыком шиты, купились. Сначала они двинулись в лес с опаской, с завязанными луками в руках, рассыпаясь цепочкой и прикрывая друг друга. Стемид напряжённо ждал. А когда урмане скрылись в лесу, он мягко и бесшумно двинулся следом, натягивая на ходу тетиву на лук и зажав в зубах три стрелы.
Вестимо, они поняли, что судьба столкнула их не с лопоухим новиком, впервой взявшим в руки меч, и не с воем городовой варты, больше навычным обращаться с топором. И вели себя соответственно.
Стемид вышел на их след сразу же, а вскоре увидел и их спины.
И ходить в словенских лесах они не умели совсем, что и неудивительно. В их землях таких дремучих дебрей почти нет — понеже горы, скалы, фиорды да озёра.
А вот и овражек удобный, сам себя предлагает.
Стемид остоялся на краю, наложил стрелу, аккуратно выцелил крайнего урманина, дождался, пока тот неминуемо повернётся боком — неудобно целить в спину, не по-войски — и выстрелил. И, в последний миг надумав, скрылся пол-оборотом за стволом вековой ели.
Звонкий удар узкожалой бронебойной стрелы — словно в дубовую плаху воткнулась! И — глухой, вмиг оборванный крик! Стемид ничего не видел, но отчётливо представлял, что сей час видят урмане — стрела угодила вою в правый висок, проломив и железный нащёчник, и височную кость, вышла из левого глаза, сорвав с шелома наглазник. Б-р-р…
Всё на миг замерло в напряжённом ожидании. Варяг ждал. Чуть хрустнула ветка. Другая. Шорох листьев был слышен справа, шагах в тридцати. Обкладывают, поняли, что он где-то сзади, крадутся, — понял варяг. Настороженно молчали птицы.
Стемид наложил вторую стрелу, старясь не делать лишних движений и по-прежнему напряжённо слушая. Быстро шагнул вперёд-вправо, вскинул лук, одновременно, натягивая тетиву, разворачиваясь лицом к урманам и падая на колено. Поймал широким срезнем лицо урманина с уже отверстым для крика ртом и спустил тетиву, целя под низкий край круглого шелома. И тут же прыжком сиганул в овраг, треща подростом и ветками бурелома. Над головой взвизгнули всего две стрелы, но варяг и без того знал, что не промахнулся и сей час. Прыгая, он успел ухватить взглядом лицо урманина — стрела попала между носом и верхней губой, снеся мало не полчерепа.
Стемид рухнул на дно оврага, перекатился, прячась под горбато-рогатую засохшую ель, упавшую в овраг упырь знает когда. Наложил на тетиву третью стрелу и ждал.
На сей раз подобной наглости от него точно не ждали. Любой здравомыслящий человек будет бежать вниз или вверх по оврагу, не дожидаясь, пока двое, зайдя с двух сторон, нашпигуют его стрелами.
Так то здравомыслящий, — сказал себе Стемид с ехидной усмешкой, — а ты здесь причём?
И первый же урманин, выскочив на край овражка, получил от него бронебойную стрелу в грудь — она пробила бахтерец, как шило — кожу, и вошла меж рёбер. Хирдмана, словно молотом, отшвырнуло назад — с трёх-то сажен от такого удара даже и кованый нагрудник не спасёт. И не пробьёт, так кишки порвёт или рёбра поломает.
Оставался один. Сам Авайр.
Вендский выродок пострелял всех троих хирдманов. Руальд схватил стрелу первым, когда они не ждали нападения. Бьёрн крался слишком шумно и потерял полголовы — проклятый венд слышал в лесу не хуже волка или ещё какого зверя. Не зря должно, болтают про то, что они в своих лесах со зверьём роднятся. Да называют они себя вильцами, волчанами… волчьими детьми то есть. А Орм просто взбесился после гибели своего побратима Бьёрна и не послушал даже херсира. Да не закроют перед ними Один и Хеймдалль ворота Валгаллы, когда хирдманы ступят на радужный мост Биврёст, — они верно служили своему хёвдингу.
Авайр, оставшись один, стоял у края овражка, укрываясь за широким стволом дерева и стараясь не высовываться. Они нарвались на мастера, видят боги, он этого не ждал. В войнах Святослава выросло много великолепных бойцов. Многие, правда погибли, но многие и выжили.
Херсир усмехнулся, зловеще и многообещающе. Да, они выжили, но их время уходит — хваткие и резвые молодые волки уже готовы и ждут только их первых промашек, чтобы начать рвать старичьё. И немногие выживут, очень немногие — самые гибкие и умные.
А венд, меж тем, подал из оврага голос:
— Авайр! Слышишь ли, Авайр?!
Хёвдинг невольно задохнулся от ярости. Мало того, что этот мерзавец его нагло окликает, так он ещё и говорит на чистейшем северном наречии — норсмадр.
— Чего тебе, венд?!
— Слабо тебе на мечах схватиться, херсир?
Авайр медленно опустил лук.
— Когда ни одного хирдмана рядом нету? А? Не потянешь против вендского волка в одиночку?
И херсир вдруг ясно увидел…