Ржавые листья
Шрифт:
Речные волны били в высокий нос лодьи. Ветер задувал с полудня, наносил из северских лесов пряные весенние запахи смолы, берёзового листка да родниковой воды. Галдела у берегов в камышах да тальниках пернатая мелочь — крачки, чистики, чирки. Тяжело рушились в воду гоголи да кряквы — весенняя птичья любовь скоротечная, надо птицам спешить.
Укачало, уваляло, Нашей силушки не стало… Э-э, дубинушка, ухнем! Эх, зелёная сама пойдёт! Идёт ИдётПод песню да однообразную работу в голову лезли разные вздорные мысли.
А ведь хранителя меча придётся убить, — с неожиданной ясностью осознал вдруг Волчар. Иначе Рарог и не забрать — никто в здравом уме не расстанется с ним добровольно. А с Рарогом иной, осознав, ЧТО попало к нему в руки, может натворить таких дел, что после лет триста не расхлебать будет. Как вон Аттила в своё время — слыхал Волчар известную легенду про то, как сын Мундзука нашёл в кургане заговорённый меч бога войны. С Рарогом да с соответствующим войским талантом Хранитель может переставить с ног на голову все ныне существующие государства, стать новым Аттилой, за коим самоотверженно пойдут тысячи и тысячи. Он может просто пуститься в странствия, непобедимым бродячим витязем прославиться во всех известных странах, истребить тысячи чудовищ, породниться со всеми правящими домами и оставить о себе память в легендах и песнях десятков народов. Может устроить переворот в своей державе и железной рукой оборонять её межу, примучив беспокойных соседей, как Святослав Игорич. Он все иные искусы одолел, однако ж не всякий человек по силе духа Святославу-то равен. Да и сам меч, скорее всего так хотел — ТАКОЕ оружие настолько необычно, что оно почти живое, оно может сообщать своему владельцу свои желания.
Так или иначе, но добром меч ему не достанется, — это сын Волчьего Хвоста знал твёрдо.
Волчара вдруг замутило — до того хладнокровно он вдруг начал прикидывать, как лучше всего прикончить Хранителя меча. Он скрипнул зубами, тряхнул головой. Там увидим, — сказал себе упрямо.
Вбежали в Днепр и поворотили на полночь. Теперь ветер вновь был попутным, пересиливал даже силу течения. Лодья упрямо шла вверх по реке, хоть и не так быстро, как по Припяти. Вёсла вновь легли вдоль бортов, а гребцы нежились на солнцепёке — сушили натёртые до блеска вёслами мозоли.
А змеиное кольцо теперь смотрело уже на полуночный закат.
Уж не на Полоцк ли?
Солнце клонилось к закату. Заканчивался пятый день речного путешествия Волчара. Небо над окоёмом с закатной стороны уже загоралось красным светом. Длинные ало-золотые перья облаков налились ярким светом, червонным золотом сияло солнце, как начищенный щит, уже подгорая снизу. На лес опустилась лёгкая бегучая тень, облака над головой налились снежной белизной, небо с восходной стороны потемнело и из нежно-голубого стало лазорево-синим, напиталось пронзительной синевой, такой, что глядя на него хотелось то ль молиться, то ль одновременно смеяться и плакать.
Волчар оторвал взгляд от заката, глянул на берег. В глазах плыли красные и золотые круги, но он всё равно разглядел два десятка больших изб, одна даже в два яруса. Неподалёку сгрудились хозяйственные
Причала не было, и лодья с разбегу выскочила носом на плоский берег. Двое гребцов спрыгнули с борта на песок, подхватили брошенный им упруг и утащили его к ближнему леску — закрепить лодью. Живляк с двумя мордоворотами ушёл к войту Орши, что заведовал и волоком. Другие корабельщики уже ставили на берегу войлочные шатры и вытягивали на берег лодью, — уже было известно, что на постоялом дворе мест нет, только сегодня через волок прошли две лодьи с товаром, их люди заняли все места.
Смеркалось. Трещал костёр, распространяя запах наваристых щей. Корабельщики сидели у костра в ожидании, изредка перебрасываясь словами. Много говорить не хотелось — за последний день все устали, ветер спал ещё из утра и пришлось целый день выгребать против течения.
— Завтра на волок…
— Ага, опять спины ломать…
— Хоть бы денёк передохнуть Живляк дал.
Из сумерек к костру шагнули двое. Живляк, а с ним — низкорослый крепыш бородатый с серебряной цепочкой на груди — должно быть, местный войт. Любезно принимают гостей в Орше, коль так — сам войт к купеческой лодье вышел. Он по очереди цепко оглядел всех сидящих у костра.
— Мир на стану, добрые люди.
Корабельщики нестройно отозвались усталыми голосами, потеснились, открывая место у костра. Войт присел к костру, протянул руки к огню.
— Устали? — весело спросил он у ватажников. — Завтра через волок не пойдём. Лошадей свободных в Орше всё одно нету, а вручную лодью через волок тащить после того как гребли целый день — подохнем.
Ватажники весело загудели, кормчий весело глянул на купца, тот коротко кивнул. Кормчий мигнул зуйку, мальчишка ускакал к лодье и вернулся через малое время с двумя глиняными кувшинами в руках. Под одобрительные возгласы ватаги Живляк выбил пробку, обдало запахом доброго варёного ягодного мёда. И верно, — коль завтра не идти через волок, так и мёда не грех выпить.
Ночь спускалась медленно и неумолимо.
— Чего нового слышно, Взимок? — спросил Живляк у войта, задумчиво глядя в огонь. — Ты на волоке живёшь, ты небось самый осведомлённый на всей Руси? Ай нет?
Войт только коротко дёрнул щекой.
— Странные вещи в мире творятся, — негромко ответил он, на миг вскинув глаза и взглянув почто-то именно на Волчара. — Странные люди через волок идут и в ту сторону, и в другую.
— Ты это про что? — недоумённо спросил Живляк.
— А, — Взимок махнул рукой. Помолчал несколько мгновений. — В Полоцке что-то дурное…
Волчар невольно насторожился. В Полоцке? Мало ли что в Полоцке… а всё ж таки…
— Кметя убили, — пояснил Взимок нехотя. — Тож… странный был. Мало не гридень, а в варте служил, даже не в дружине наместничей. И не полочанин.
И впрямь странно, — подумал Волчар. — Пришлый да в варте… А вот отколь его Взимок знает?
— А ты отколь его знаешь? — Живляк отхлебнул из чаши.
— Так я ж полоцкий. И был там недавно. И его знаю.
— И кто таков? — видно было, что Живляку почти всё равно.
— Колюта-сотский, слыхал, может?
Все переглянулись, но смолчали. Колюту не знал никто. А вот Волчар знал его хорошо, и по отцовским рассказам, и сам. Но тоже смолчал, хоть слова Взимока сказали ему враз невероятно много.
— А чего его убили-то? Ограбили, что ль? — непонимающе спросил Живляк. — И как умудрились убить? Он же кметь! Почти гридень, сам говоришь.