Ржавые листья
Шрифт:
— Хрен его знает, — Взимок пожал плечами. — Тёмное дело, Живляк. Самого Колюту мечом зарубили вроде. Слугу его — тож. А ещё у него в доме мужик один жил, Радко его кликали, чернявый, со шрамом во всё лицо, от виска до нижней губы. Так его швыряльным ножом положили. Вестимо, всё ночью. В доме всё перевёрнуто, а ничего не пропало.
Волчар молчал, вслушиваясь в каждое слово войта. Промозглый весенний воздух, наползая с реки, залезал в рукава, пробирал дрожью, но кметь боялся даже шевельнуться, дабы не упустить ни слова.
— А под домом, в подклете, колодец нашли. С грязью.
— И для чего он такой-то? — удивился Живляк полуравнодушно.
— Хрен знает, — вновь сказал Взимок. — Я ж говорю — тёмное это дело…
Разговор свернул на что-то иное, потом, чуть захмелев, ватажники принялись травить байки. А Волчар задумался.
Колюта-сотский, Колюта-переяславец, четвёртый меч Руси, герой козарских войн. Один из последних соратников отца. Н-да, быстро толпа забывает…
А уж про Радко-ведуна им и вовсе неотколь было знать. Служба его у Святослава Игорича была тайной. Ведун-выдумщик мало кому был известен и при жизни.
В такие совпадения Волчар не верил — отец отучил, что в тайных делах собаку съел ещё при Князе-Барсе. Два сподвижника Святослава Игорича, до зела преданные своему князю почто-то встречаются именно в Полоцке, и живут там годы. Да ещё бессмысленный колодец в подклете.
Кто, опричь Радко-ведуна, мог найти место погребения Рарога, сыскать способ достать меч со дна Днепра? Да никто! И кто, опричь Колюты, смог бы охранить ведуна и от степняков, и от татей, а возможно, и от великокняжьих воев? Да тоже никто, пожалуй!
А вот нашёлся на Руси кто-то покруче Колюты, кто и его сумел положить вместе с Радко, и колодец потайной в подклете сыскать. Кто-то Волчара опередил, кто-то донельзя опасный.
Вот и сошлись концы запутанной ниточки.
Когда в кувшинах кончился мёд, а ватажники потянулись на покой, войт подошёл к Волчару и негромко полувопросительно сказал:
— Отойдём? Пошептаться надо…
— А что, и отойдём, — независимо ответил Некрас. — Чего бы и не пошептаться — ночь-то какая…
— Ты кто таков? — спросил войт вроде бы дружелюбно.
— Волчаром зови, — усмехнулся кметь. — А ты чего спрашиваешь-то? Кто ты таков, я знаю — войт местный, верно.
— Догадливый… — обронил Взимок, оглядываясь. — Так кто ж ты таков?
— Я ж сказал — Волчар меня кличут.
— И всё?
— А что — мало?
— Чем живёшь-то, Волчар? — глаза войта недобро сузились.
— Кметь я, — простодушно ответил Некрас. — Сын воеводы Волчьего Хвоста, слыхал ли?
— Бежишь-то далеко ль?
— В Полоцк бегу, с Живляком. Может, и дальше придётся.
— Зачем? — войт был въедлив, стойно вартовому голове.
— Княжье слово и дело, — чуть оглянувшись, негромко ответил Волчар.
Этого Взимку хватило — поверил и отстал.
На стану окончательно стемнело. Волчар отошёл в сторону, вытащил из калиты Прозоров науз. Кольцо качнулось на шнурке и вдруг резко развернулось, закрутив шнурок, и уставилось глазками на полночь. Камешки в глазницах вспыхнули так ярко, словно хотели поджечь новый костёр, и Волчар даже чуть испуганно прикрыл их ладонью.
Эге, — подумалось мне вдруг. А ведь тот, кто Колюту да Радко убил, наверное, сей час где-то на Волоке. Где-то рядом, а может, даже и на здешнем постоялом дворе. И тебе, Волчар, завтра, возможно, даже наверняка придётся с ним схлестнуться. Куда ж он бежит из Полоцка с Рарогом — в Киев? Чернигов? Царьград? Ставку Кури?.. Всё возможно. Но никуда он не доберётся, — молча поклялся себе Волчар. За друзей отца надо мстить.
Он уже забыл, как совсем недавно хладнокровно прикидывал, что хранителя придётся убить.
Постоялый двор надо было проверить.
Заплот вокруг корчмы скалился косо затёсанными палями. Огня не было видно ни в одном окне — все уже спали. Волчар коснулся рукой заплота и тут же на дворе корчмы подали голос два пса.
Кметь почувствовал, как из глубины души, отколь-то из неведомого закута подымается бешеная злость, вековая ненависть вольного лесного народа к собакам. Он свирепо приподнял верхнюю губу, из горла вырвался глухой рык волка, что примеряется к вражьей глотке. Вышло очень похоже. Очень.
Псам хватило — они с визгом удрали в дальний угол двора. Чего и ждать от дворовых пустолаек, это ж не охотничьи волкодавы и не сторожевые псы, кои страха не знают.
Волчар перемахнул через заплот, опершись на острия палей, упал на корточки, коснулся кончиками пальцев холодной земли. На заднем дворе вновь взлаяли собаки — теперь долго будут перекликаться. А в следующий миг кметь понял, что напрасно так плохо думал про дворовых собак. Да, дворняжки, да, пустолайки, да, я вольный волк… но душа обрадовалась, когда оба пса вдруг вымахнули из-за угла.
Но, не добежав сажени две, оба пса вдруг остоялись и заскулили. Наверное, это и было то, что вазила называл — волком несёт, а Зоряна — волчья тень. Помявшись, псы вновь ударились в бег.
Волчар стелющимся шагом двинулся к корме, держа в руке науз. Глазки змеиного кольца, не отрываясь, глядели прямо на корчму, светясь всё так же ярко. Рарог и впрямь где-то здесь.
Обойдя корчму по кругу — псы жались где-то в углу заднего двора. А ныне — надо было уходить.
Волчар с разбегу вспрыгнул на заплот, махнул наружу и, уже падая снаружи, услышал за спиной двухголосый, с подвывом, лай — псы вновь бросились на заплот.