Ржавые листья
Шрифт:
Стемид рванулся по ремню вверх. Грязь, чмокнув, нехотя отпустила его ноги, но продолжала прибывать. Выскочив из колодца, Стемид кошкой взлетел по лестнице в терем.
На миг замер над телами убитых, молча повинился, что не может дать им должного погребения. Ничего, завтра и без него старатели найдутся. Варта похоронит.
В саду варяг долго обтирал ноги от грязи и крови, потом остоялся у ограды, слушая город — не слышно ли дозора поблизости. Рывком махнул через заплот и огромными скачками помчался к корчме.
На улицах Полоцка было тихо.
За окном заливался соловей. Трещал, рассыпая коленца, набирал полную грудь свежего весеннего воздуха и вновь звенел, увлечённый, ничего вокруг себя не видя и не слыша.
Я открыл глаза — пора было уже и вставать. И убираться из Полоцка. На душе вдруг возникло противное ощущение — словно в дерьме измазался и не отмыться теперь.
А и измазался — родной (а Стемид числил Полоцк родным) город кровью измазал. И кого убил — Колюту-сотского, которого сам Князь-Барс трижды золотой похвалой отметил ещё в козарские войны. И Радко, первого средь Святославовых ведунов. И впрямь — не отмыться теперь.
Я заставил себя встать и одеться. Всё болело, словно на мне всю ночь упыри воду для Ящера возили.
Снизу, из корчмы вдруг донеслись громкие голоса — кто-то что-то орал про права и самоуправство, громко, в голос, кто-то грозился развалить корчму по брёвнышку. Я прислушался и довольно ухмыльнулся — вольный Полоцк пока что не особо жаловал великокняжьих холуёв. Перекрывая голоса, загрохотали по всходу сапоги, с грохотом отлетела в сторону распахнутая пинком дверь, вырванный вместе со скобами засов отлетел куда-то под лавку и на пороге возникли трое в кольчугах и шеломах. Остоялись и уставились на меня.
— Ага, — первым очнулся тёмно-русый кривич с позолоченной пластиной на груди. — Здеся он.
— Угу, — кивнул я, стараясь не делать резких движений — у кривича в руках был завязанный лук, и стрела уже была наложена на тетиву. — Тута я.
— Ты не хихикай, — бросил второй, высокий, худой и гибкий. Длинные огненно-рыжие усы опускались ниже подбородка — явный киянин. Скорее всего, человек наместника. — Пока зубы целы — не скалься.
— Да где уж мне, — вздохнул я. — Может, всё ж скажете — чем обязан-то?
— Чаво? — удивился кривич, опуская лук.
— Таво, — передразнил я, стараясь, впрочем, не перегнуть палку. — Чего надо, говорю?
— А, — протянул тот, шмыгнул носом и оглянулся на третьего. Высокий и светловолосый с голубыми, как лёд, глазами, явный урманин, тот убирал в ножны меч. — Чего нам надо-то?
И тут я узнал кривича. Вартовой голова Шелех, что ещё и при Рогволоде варту возглавлял, а Владимир его в том же звании и оставил, хоть Шелех и бился против него. А манера прикидываться деревенским дурачком — просто личина, чтоб ворога с толку сбить.
Урманин усмехнулся и пролез в хором левым плечом вперёд. У меня невольно заныли зубы — этот был бойцом от бога. Должно, от ихнего Одина-Вотана. Даже лапотнику из дальней деревни при взгляде на него стало бы страшновато. А я-то сразу видел, каков он. Любопытно было бы схлестнуться. Но следом вошли и двое других — кривич и киянин, и я понял — они ничуть не слабее урманина. И не глупее, должно.
Все трое уселись на лавку напротив меня, и урманин кивнул на разобранную постель:
— Присядь.
— Постою, — процедил я. В дверях тем временем возник хозяин с выражением вселенской скорби на лице. Киянин бросил на него свирепо-людоедский взгляд, и хозяин мгновенно исчез, плотно притворив дверь.
— Да ты садись, садись, в ногах правды нет, — уже добродушно сказал Шелех.
— В заднице её тем паче не найдёшь, — огрызнулся я и прислонился к стене плечом, скрестив на груди руки. Под ладонями враз оказались швыряльные ножи, заткнутые за пояс.
— Кто таков? — хмуро сверля меня взглядом, спросил урманин.
— А что? — ответил я вопросом.
— А то, — придавил урманин ледяным взглядом. — Сегодня ночью в граде убили трёх человек.
— А я здесь причём?
— Вот и я хочу знать — ты здесь причём?
Шелех хрипло пояснил:
— Ни один местный тать не полез бы в терем Колюты, а коль полез бы — с ним бы не справился.
— А из пришлых в городе — только ты, — закончил киянин, доселе сидевший молча.
— Спаси боги, что татём меня посчитали, — ядовито ответил я. — Обычно меня зовут Стемид, я кметь великой княгини Рогнеды.
— Так я ж тебя помню! — воскликнул Шелех обрадовано, вот только радость эта показалась мне какой-то ненастоящей. Словно Шелех узнал меня давно, но ждал — сознаюсь я или нет.
— Что… здешний? — остро глянул на него киянин.
— Здешний, — подтвердил кривич. — Вспомнил я его. Он ещё Рогволоду-князю служил.
— А ныне великой княгине Рогнеде служу, — подтвердил я. А Шелех, улучив мгновение, вдруг подмигнул мне.
— Она тебя сюда послала? — спросил киянин въедливо, а когда я, не раздумывая, кивнул, подозрительно спросил. — Зачем?
Он разглядывал меня с любопытством. Так, наверное, кот смотрит на попытки пойманной мыши удрать и думает — сожрать её сразу, поиграть сначала или отпустить.
— А она в Полоцк хочет вернуться, — наобум брякнул я. — Её великий князь сюда отсылает. А меня она прислала посмотреть, как город, да терем княжий в порядке ли?
Шелех едва заметно кивнул, чуть приободрился. Несколько мгновений они меня разглядывали, потом, не сговариваясь, встали.
— Ладно, — процедил киянин. — Проверим. Живи пока что здесь.