Ржавые листья
Шрифт:
— Тогда уж хоть воды испить бы вынесла?
Девушка молча встала, прошла до терема.
У самого крыльца столкнулась с Горлинкой.
— Стой, не ходи туда, — прошипела она. — Негоже князю знать, что дочка Волчьего Хвоста тут! Пусть думает, что я — служанка!
Горлинка затаилась меж кустов, с неприкрытой неприязнью глядя на великого князя.
Зоряна вынесла резной корец с холодной, с погреба, сытой. Великий князь отпил и, возвращая корец, спросил:
— Чья такова будешь, красавица? Волчьего Хвоста дочку вроде бы знаю?
Она улыбнулась тонко
— Холопка я, княже.
— Обель? А зовут как?
— Обель. Зоряной люди кличут. Сирота я.
Великий князь на несколько мгновений задержал корец в руке. Наконец, выпустил:
— Благодарствуй, красавица.
Окинул оценивающим взглядом двор, сметив уязвимые места в заплоте, кивну на прощанье:
— Ну будь здорова, Зоряна!
И взял с места вскачь.
Горлинка проводила всадников недобрым взглядом и обернулась к Зоряне — в глазах дочери Волчьего Хвоста плескался страх, прямо-таки откровенный ужас.
— Ох, неспроста он приезжал, Зорянка.
Остёр, Владимиров дружинный старшой, сперва заспорил было, но наткнулся на жёсткий взгляд великого князя и смолк.
— Заруби себе на носу, — ледяным голосом сказал Владимир Святославич. — Я — великий князь. И делаю всё, что хочу и когда хочу. Внял?
— Внял, — хмуро отвёл глаза Остёр.
— А в таком разе — исполняй!
Ночь упала на Берестово внезапно, но в иных теремах ещё светились огни. Остёр хмуро вгляделся в терем Волчьего Хвоста — там, похоже, ещё не спали, а если и спали, то не все — то и дело мелькали в окнах огоньки, словно проходил кто с зажжённой лучиной.
Не по душе было Остёру затеянное великим князем. Ну пусть приглянулась Владимиру Святославичу девка, ну она всего лишь холопка, а Волчий Хвост — мятежник…
Остёр вздохнул. Тяжеловато против лучшего-то воеводы идти, ещё в Святославовых походах прославленного. Но приказ есть приказ. На то мы и дружина князева, чтобы приказы исполнять, — с ядом подумал Остёр, подходя к ограде терема. — Другояко — только от князя отъехать, как Волчий Хвост сделал.
Отъехать-то отъехал, — вновь хмуро возразил себе Остёр, — а хозяйство всё бросил. Вот князь великий и попользуется! Хоть и не водилось такого доселе…
На короткий стук из ограды отозвались псы. Остёр взглядом велел кметям подойти ближе. На дело великий князь велел взять самых молодых, что только волю почуяли… В воротах со скрипом отворилось окошко, но вместо виденного днём старика воротника в нём появилась хмурая усатая харя в кожаном шеломе со стрелкой на переносье и мрачно сообщила:
— Чего надо?
Остёр думал всего пару мгновений. Удар растопыренными пальцами прямо в глаза, и воротник, опрокинулся навзничь. Остёр просунул руку в окошко, отодвинул оба засова, и пинком отворил калитку.
Кмети ворвались во двор. Воротник — и при оружии! — корчился на земле, поскуливая. Да нас никак ждали, — поразился на ходу Остёр, обнажая меч. — Тогда уж, одно к одному, и видоков не оставлять. Старшой коротким взмахом меча оборвал стоны.
Весь десяток за его спиной уже ворвался в ворота, а им навстречь уже летела знаменитая псовая свора Волчьего Хвоста — шесть здоровенных фризонских волкодавов. Воевода, хоть и потомок волка, собак хороших любил.
Первого Остёр поймал на острие меча.
Терем вдруг осветился огнями, дверь распахнулась и с крыльца горохом посыпались окольчуженные и оружные люди. Но Владимиричи уже били из луков.
Хороший лучник, бросая стрелу на сто шагов, сможет удержать в воздухе одновременно не менее пяти стрел. От крыльца до ворот было шагов двадцать. Два десятка стрел идущих густым потоком. Двор наполнился визгом собак — ни одна не добралась до княжьих кметей. А Военежичей было всего пятеро.
Взметнулось навстречь в нерассуждающем замахе боевое железо. Зазвенели клинки, заплясали, ломаясь, лунные блики на лёзах. Да только Владимиричей было больше вдвое, а терем Волчьего Хвоста сторожили вооружённые холопы, а не те, кто помнил козарские и булгарские походы. Тех Военег Горяич взял с собой, не ожидая от великого князя подвоха. И пали все пятеро Военежичей почти у самого крыльца, а княжьи кмети рванули вверх по ступеням и ворвались во сени, уже никого не опасаясь.
Владимир стоял на гульбище, поглаживая рукой резные перила и напряжённо вслушиваясь в ночь. Когда на дворе у Волчьего Хвоста встал галдёж, крик и вой, великий князь чуть поморщился — ну никак Остёр не мог обойтись без шума.
Выкрасть девушку силой он решил внезапно для себя самого. А то, что ради того придётся разорить воеводский терем — так что ж… Тем паче, Волчий Хвост ныне — мятежник. Про то, что он разбил Свенельда, не знал никто, а вот про мятеж — все. А там — Владимир Святославич ничуть не лукавил сам перед собой — придёт время окоротить и чересчур вольного воеводу. А то и вовсе избавиться от него. А то больно любит кстати и некстати тыкать носом великого князя в пример великого — без дураков великого! — отца.
Владимир раздражённо мотнул головой. Все эти советники из господы, гриди да бояре, уже сидят у него в горле, мешая править так, как хочется ему.
Владимиричи настигли Зоряну у окна первого яруса, когда она собиралась прыгнуть в сад. Двое кметей навалились, выкручивая руки назад — сильно, но осторожно. Девушка рванулась было, да только против лома нет приёма — мужские пальцы клещами сомкнулись на запястьях, а волосатая и сильная рука зажала рот. А потом резко навалилась жаркая и давящая темнота.
Горлинка, невыразимо прекрасная в кожаных латах и с лёгкой хорасанской саблей, выскочила в переход и тут же поняла — тупик! С двух сторон, запирая путь для бегства, стояли кмети. А снизу, с лестницы уже нарастал топот сапог.
Горлинка прыгнула вперёд с отчаянным визгом. Такого они ждали. Слёзы, крики… но вот оружие… Кметь отшатнулся и опоздал с ударом.
— Плесень бледная… н-на!
Лёзо сабли, глухо звякнув, рассекло кольчугу, кметь завалился, роняя меч. Персидский булат блеснул в тусклом свете каганцов, Горлинка развернулась навстречь второму ворогу — урманину в секирой наперевес.