Ржавые листья
Шрифт:
Девушка решительно встала и протянула руку к оставленному Горлинкой тёплому плащу.
Летко исчез в темноте, а Зоряна бесшумно поднялась — раздумала она ждать холопа.
Доски гульбища чуть скрипнули под ногами — не настолько всё ж, чтоб кого-нито в доме всполошить.
Окна в доме были ещё освещены — мать всегда вечеровала подолгу. Горлинка подкралась к окну, замерла на миг. Рама была опущена, сквозь слюду мало что разглядишь. А вот услышать можно.
— А князь — что?
— Да что князь, — досадливо возразил голос. — Ни мычит, ни телится. Поднял бы рати да двинул к Овручу… места бы живого не оставили от новой столицы древлянской. Ишь, наследнички Маловы…
— Нельзя, — отверг третий. — А межу без охраны оставить…
— Тьфу, дожили, — с немалым презрением бросил первый. — Что от Руси осталось-то? Древляне, того и гляди, отвергнутся; радимичей ратью примучивать надо; от вятичей ни слуху, ни духу; дрягва только на словах послушна; кривичи мечи точат, не иначе. Власть княжья только в Киеве, Новгороде, Полоцке да вдоль рек. От берега отойди вёрст на полсотни — про киевских князей даже слыхом не слыхали! Даже рать ни против кого не двинешь — с межи никоторой рати не снять! Так ли при Святославе Игориче было?!
— Да-а, — вздохнул третий. — При Святославе-князе имя русское гремело от Дуная до Волги…
Зоряна вслушивалась, невесть для чего стараясь узнать голоса, кои казались ей в чём-то знакомыми, но не смогла. Да и плоховато было слышно через окно.
— Чего это вы тут расселись?! — грянул возмущённый голос матери, Забавы Сбыславовны. — Свечи-то чай, не ваши! Сумерничают они! Спать давно пора!
А вот это уже слышно хорошо!
Кмети забурчали что-то невнятное, потом первый сказал, явно низя взор — Горлинка ясно это представила:
— Чего так грубо с гостями-то, хозяйка?
— Ишь, гости выискались! — от материнского возмущения в оконнице задребезжал кусок слюды. — Я вас к столу не приглашала! И в терем тож не звала! Припёрлись, не званы, не жданы, да ещё и говори с ними ласково!
Горлинка весело ухмыльнулась, вновь представляя, как великокняжьи кмети ходят перед матерью по одной половичке. А перед Нечаевной, небось, и вовсе навытяжку стоят, по струнке, — подумала она злорадно, осторожно спускаясь с гульбища во двор.
Серко уже вновь крутился вокруг неё, виляя хвостом и поскуливая — соскучился.
— Тише, Серко, тише, — дочка воеводы положила руку псу на загривок. — Не шуми, пёсик. Не надо шуметь…
От терема к ней уже бежал Летко с объёмистым мешком.
Горлинка подошла к землянке, когда уже светало. Край солнца окрасил в нежно-розовый цвет верхушки берёз, а в кустах уже подавали голоса птицы. Соловей умолк, зато тонко запела зорянка, за ней подхватил трубач.
Горлинка шла не таясь, даже нарочито шумя, чтобы Зоряна поняла — идёт кто-то свой. Стукнула кулаком в дверь, прежде, чем отворить. Отворила. И замерла на пороге, а потом потерянно опустилась на ступени всхода.
В землянке было пусто. Не было плаща, что она оставила Зоряне. В полумраке землянки на столе белел кусок бересты. Но у девушки не было никакой охоты, да и сил тоже, чтобы встать, взять его в руки и прочесть то, что там написано.
Искать Зоряну было бесполезно — она уже невесть сколь вёрст прошла. Что-что, а ходить по лесу кривская травница умела.
Что ж… теперь остаётся только ждать возвращения отцовой рати — от Некраса девушка уже знала про то, что мятеж отца был не взаболь. Пото и не береглась тогда, в Берестове…
Днепр от землянки видно хорошо, а ждать Горлинка умела…
Глава вторая Корни грядущего
Уж-река невелика да извилиста, пото и Уж. С перестрел шириной, а глубиной и двух сажен не наберётся. Берега камышом да рогозом поросли, густо толпятся на них ивы, вётлы и тополя, роняют пух в медленную воду.
Две лодьи быстро бежали вниз, к устью, туда где широким, необозримым простором разливался Днепр-Славутич. Древлянский воевода Борута сидел на носу головной лодьи, молча ломал сухую ветку и швырял обломки в реку.
Крик дозорного вырвал воеводу из какого-то странного полусна, он повернулся, бросил взгляд вперёд. На блестящей водной глади ползла тёмная чёрточка. С низовьев навстречь невеликой лодейной рати Боруты бежала лодка.
Воевода вскочил, словно молодой, махнул кормчему. Тот чуть довернул руль, лодья пошла впереймы. На лодке и не подумали скрываться. А стало быть, свои — головной дозор, высланный Борутой к устью. Чего-то углядели, должно, на Днепре.
Скоро лодка подкатилась совсем близко. На лодье подняли вёсла, давая подойти ещё ближе, и Борута перегнулся через борт.
— Чего нашли?! — окликнул он дозорных.
— Беда, воевода! — крикнул загребной, утирая распаренное лицо. Зачерпнул из-за борта речной воды, плеснул себе в лицо, захлебнулся, закашлялся.
— Чего там ещё? — недовольно бросил Борута, уже понимая, что всё это неспроста.
— Рать сверху на лодьях валит, — ответил второй дозорный. — Большая рать.
Борута почувствовал, как невольно замирает душа. Идти сверху по Днепру могли либо радимичи, либо Волчий Хвост, одно из двух — глядя кто победил. Первое просто прекрасно, а вот второе…
Воевода мотнул головой, отгоняя навязчивые мрачные мысли.
— Знамено есть?
— Вестимо, — отозвался, отдышась, загребной. — Только не разглядишь его. Далеко ещё они.
Борута раздумывал недолго.
Обе лодьи разом рыскнули к берегу, роняя щеглы, и вломились в плавни, прячась от постороннего взгляда. Теперь они будут медленно, осторожно выбирая стрежень, ползти по плавням к устью, невидные для случайного глаза. А то и не только для случайного.
Борута знаком подозвал лодку ближе к борту. И рывком выпрыгнул из лодьи, вынеся грузное тело на одних руках. Пал в лодку, она подпрыгнула, подымая волну. Кмети только ахнули — не ждали такого от воеводы — не молод всё ж уже.