Ржавые листья
Шрифт:
Обогнув небольшой колок, дорога пошла под уклон, вдоль хмурого ельника, за коим на юру уже виднелись островерхие крыши теремов Берестова.
Вряд ли Владимир в такую пору без доспеха, — билось в голове бывшего гридня. Только даже если этот доспех особенный, самострелов наверняка не было, когда его ковали.
Пущенный из самострела кованый болт делает за один миг не менее тридцати сажен, а долетев до цели, бьёт в неё с силой медного стенобоя. Никакая кольчуга не выдержит, а коли и выдержит, великий князь на белом свете всё одно не жилец. Такой удар
Как ни ждал, всадники появились из-за колка неожиданно. Варяжко лихорадочно пересчитал их — сам князь, пятеро кметей да с десяток отроков.
Мятежник поймал знакомо-сутуловатую фигуру князя в прицел, нарочно затупленное жало стрелы коснулось самой середины груди Владимира. Варяжко выждал ещё пару мгновений, плавно ведя самострел вдоль окоёма, потом затаил дыхание, взял упреждение и потянул спусковой рычаг.
Варяжко ещё не знал, что все его расчёты, как всегда, ничего не стоят перед великой силой, что известна во всём мире и повсюду зовётся по-разному: где-то Его Величеством случаем, а где-то — божьей волей.
Один из кметей, из молодецкого баловства, кое многие зовут просто дурью, подбрасывал вверх и снова ловил тяжёлую литую булаву с шипастым оголовьем. В какой-то миг у него то ли дрогнула рука, то ли ещё что, но булава взлетела как-то иначе. И вмиг обострясь чутьём, он за какие-то доли мгновения понял — обратно булава упадёт не ему в руку, а княжьему коню в голову.
Наддав, кметь догнал Владимира, взял чуть вправо, вытянулся направо всем телом и поймал булаву вытянутой рукой. И тут же невыносимая боль рванула грудь, живот и спину, замглило в глазах.
Владимир не успел возмутиться выходке кметя, всю дорогу злившего своим ребячеством с булавой. Кметь подхватил булаву на лету, князь раскрыл рот, дабы разразиться многоступенчатым ругательством, и в этот миг на спине кметя вдруг расцвёл ало-кровавый цветок. С глухим звяком лопнула кольчуга, расплеснулась по спине кровь, раздался противный треск ломаемого спинного хребта, княжий конь шарахнулся, всхрапывая от страха, совсем рядом что-то противно взвизгнуло, обрызгав кровью щёку Владимира, сзади заорал кто-то из отроков. Кметя сорвало с седла, выдернув его ноги из стремян, пронесло пару сажен над землёй и грянуло, выгнув, прямо под ноги Владимирова коня.
Кметь валялся недвижно, из развороченной груди хлестала кровь, отрок корчился на коне, прижимая руку к развороченному боку и истошно орал, а остальные кмети и отроки, сметив направление, рассыпались полумесяцем и ринули коней к ельнику.
Опять не вышло!
Варяжко закинул самострел за спину и белкой ринулся с лабаза вниз, спрыгнул на прорубленную тропку, зайцем пронесся по просеке и сиганул в овраг. Помчался через бурелом, молясь про себя и Перуну, и Велесу, и даже Ящеру — лишь бы не зацепиться за сучок взаболь, не напороться и не сломать ногу.
Ибо главное сей
Ну ничего! Третий раз за всё платит, а одному из них двоих — Варяжко и Владимиру Святославичу — на белом свете места всё одно нет и не будет.
Наверху, на краю оврага Остёр, Владимиров старшой в бешенстве рубанул сухой сук мечом:
— Опять ушёл! Да что ему, леший ворожит, что ль?
Обернулся и, бросив на стоящих поодаль кметей и отроков бешеный взгляд, свирепо рыкнул:
— Чего раззявились?! Пошли обратно!
Бросил меч в ножны и первым зашагал от оврага.
Великий князь отвернул от окна тёмный горбоносый профиль, бросил на вошедшего кметя косой взгляд:
— Ну?
Остёр у порога чуть съёжился, но глаз не отвёл и под грозным княжьим взглядом:
— Чего ну-то? — пробурчал он мрачно. — Ушёл он. У него за ёлками нарочно до оврага просека была прорублена, а нам на конях через ельник не продраться. Пока спешились, пока прошли…
— Кто это был? Варяжко? — почти утвердительно бросил князь.
— Да хрен его знает, может и Варяжко. Да и не всё ли равно, раз не поймали… что совой об пень, что пнём об сову…
— Э-э, не скажи, — усмехнулся великий князь холодно. — Коль это опять Варяжко… то надо ждать третьего нападения.
— Когда? — хищно напрягся Остёр, весь подобравшись и бросив руку к рукояти меча.
Владимир пожал плечами.
— Терпения ему не занимать стать. Может и сегодня напасть, прямо здесь, в Берестове… а может и выждать, пока обратно поеду, прицелиться вернее, да и… — великий князь невольно сглотнул тягучую слюну и махнул рукой, стараясь казаться беспечным. — Это вообще уже не моя забота, а ваша, доблестная дружина.
Великий князь остановил кона у ограды терема Волчьего Хвоста и глянул прямо через заплот.
Зоряна вскинула голову на конский топот, ахнула, завидя Владимира, и округлила глаза. Великий князь глядел на неё, как охотник на заполёванную волчицу. Впрочем, взгляд этот сгинул так же быстро, как и появился. Владимир Святославич усмехнулся, глядя на замершую девушку, и сказал:
— Пригласила бы в гости, красавица? — он даже не спрашивал, он почти приказывал.
— Прости, княже, — в глазах Горлинки мелькнула насмешка. — Гостей не ждали, угощать нечем, да и в тереме не прибрано. Да и слуг опричь меня почти что и нет никого. Невместно столь великого гостя принимать. В другой раз как-нито…
Владимир Святославич на миг закусил губу.
— Ох и смела ты, красавица, — протянул он. — А не боишься, что разгневаюсь?
Зоряна замешкалась, выбирая слова, глянула на великого князя своим пронзительным взглядом, которого так боялся и так любил её ладо Некрас Волчар. Владимир аж отшатнулся, подавился уже рвущейся из горла злостью не привыкшего себе отказывать самовластца, сглотнул и хрипло сказал: