Ржавые листья
Шрифт:
В свару меж Святославичами Твёрд не мешался, но когда радимичи на вече порешили отпасть от Киева, он был одним из первых.
— Княжичу Твёрду! — Волчий Хвост выбрался из реки, приподнял над головой шелом. Твёрд не двинулся с места, так и остался стоять на берегу, расставив ноги, склонив непокрытую голову чуть набок и уперев руки в окольчуженные бока. За его спиной вои уже натягивали луки, беря киевского воеводу на прицел.
— С коня-то хоть сойди, — насмешливо бросил
Волчий Хвост перекинул ногу через луку седла и грузно сполз на землю.
— А отяжелел-то, — всё так же насмешливо сказал Твёрд, лукаво искря глазом — в нём самом жира не прибавилось ни капельки, как был сухим и жилистым, так им и остался. — Ну здравствуй, что ль, дух степной.
— Здорово, лешак радимский, — хрипло рыкнул Волчий Хвост. Обнялись, хлопая друг друга по плечам. И киянин успел шепнуть. — Разговор есть.
— Пошепчемся, — тихо ответил радимич.
В первый миг, когда Военег Горяич бросился с конём в реку, Ольстин не знал, что делать. Тайный наказ Владимира Святославича мало не бросил его вслед за Волчьим Хвостом — догнать и зарубить на месте. Но через миг удержался.
Ничего не случится. Хотел бы воевода изменить — давно бы уже это сделал.
Сокол ждал. Это он умел.
В шатре Твёрда было тихо, от свечей пахло перегретым воском, полог был отброшен и в проём несло запахом весенних цветов.
Радимич разлил в кубки вино:
— Выпьем за встречу, друже.
Волчий Хвост осушил кубок одним махом, повозился, устраиваясь на войлочной кошме — сидели на земле, степным навычаем, ещё при Святославе перенятым. Глянули друг другу в глаза и одновременно отвели взгляды.
— Что ж ты делаешь-то, побратим? — вполголоса спросил Волчий Хвост, не подымая глаз. — Ты ж всегда…
Он замолчал. Поднял глаза — лицо Твёрда странно кривилось.
— Всегда… Значит, не всегда, Военеже. Ты меня увещевать приехал?
Твёрд странным образом был одновременно зол и весел.
— Что-то вроде того, — Военег Горяич усмехнулся. — Ты уже знаешь, что Свенельд… погиб?
— Когда? — выдохнул Твёрд, опуская на кошму уже поднесённый ко рту кубок.
— На днях. Что, не ждал?
— Отколь знаешь?
— Так это я его и…
У Твёрда отвисла челюсть, он нерешительно мигнул.
— Да нет, я его не убивал, — Волчий Хвост поморщился, вспоминая. Он вкратце рассказал Твёрду обо всём. Боярин несколько мгновений глядел на него, вытаращив глаза, потом схватил со стола кубок и выплеснул вино в рот.
— Ну ты и гад, Военег, — процедил он.
— Какой есть, — хмуро ответил Волчий Хвост, буравя друга взглядом. — А ты сам-то…
— А что — я? — взъярился Твёрд.
—
— Оправданий ищешь?! — бешено глянул боярин. Его рука сжала кубок, побелела кожа на костяшках пальцев — вот-вот лопнет.
— Ага, ищу, — Волчий Хвост кивнул. — Только не оправданий, а выхода. Не хочу я с тобой биться, Твёрд.
Радимич глянул на воеводу коротко и беззащитно.
— А ты разве?..
— Именно. Владимир на тебя послал. Видно, почуял что-то.
— Что почуял?
— Да обрыдло мне у него на службе. Пиры да похвальба, а дела настоящего, такого, как при Князь-Барсе, нет. И чую я, друже, недолго мне гулять осталось. Не простит мне Святославич чёрного прапора над Ирпенем.
— Но ведь ты…
— Ну и что? — Военег Горяич пожал плечами. — Наш князь по-грецки правит — чем гаже, тем лучше. Тем паче, я его постоянно отцовым примером в нос тычу.
— Так что ж ты?! — задохнулся Твёрд от возмущения.
— Ты — боярин, ты — на земле, тебе проще, — горько усмехнулся Волчий Хвост. — А для меня не служить, значит, — не жить. А служу я не князю — Киеву служу. Не ты один — человек чести.
— Жалко, — поник головой Твёрд. — А вдвоём мы такого могли бы наворотить…
— Втроём, — поправил Волчий Хвост. — Отеня в Вышгороде градский голова. И рать его ныне со мной.
— Так что ж ты?! — вновь вскипел боярин. — Да ведь мы втроём… сам Киев взять можем!
— Для Кури? — безжалостно осёк его Волчий Хвост, и когда радимич вновь сник, договорил. — Со мной, помимо них, ещё трое княжьих людей: Гюрята Рогович, Келагаст и Ольстин Сокол. И рать у них не меньшая. И мои люди к такому не готовы, а вот их — готовы, я просто уверен.
— Но…
— Без «но», Твёрде. Без «но».
На миг пало молчание, и тут Волчий Хвост вдруг поднял голову с видом человека, коему в голову пришла блестящая мысль.
— Твёрд, а если — наоборот? Не я — к тебе, а ты — к нам. Курю — к ногтю! И на победителей никто не посмеет пасть разинуть!
Твёрд покачал головой, разлепил пересохшие губы:
— Нет.
— Но…
— Без «но», Военеже. Без «но».
Боярин отхлебнул из кубка изрядный глоток, мало не половину. Замолчали.
— Коли так — бой, упырь тебя заешь, — Волчий Хвост встал, сузив глаза. — Но обещай, коль победа будет наша, то сдашься…
— Только тебе лично, — Твёрд тоже встал, залпом допил вино и отшвырнул кубок. — А ты…
— Только тебе лично, — повторил за ним Военег, выходя из шатра и вспрыгивая в седло. — Будь здоров, друже!