Ржавые листья
Шрифт:
И вновь во весь рост стал искус — повязать Ольстина, разметать его невеликое войско и с Твёрдом и Отеней вместях идти на Киев. И взять…
…для Кури?
А ведь прав Святославич, что мне не верит, — вдруг трезво подумалось воеводе.
Светало.
Волчий Хвост выехал на обрывистый взлобок над водой, вглядываясь в нерассеявшийся ещё утренний туман. Там, за рекой, фыркали кони и слышались человеческие голоса. Некоторое время он слушал, словно пытаясь услышать голос Твёрда. Не услышал, вестимо.
Сзади застучали
— Гой еси, Военег Горяич.
— И тебе того же. Чего так глядишь?
— Да невесёлый у тебя вид, воевода.
— А с чего веселиться-то? — хмуро сказал Волчий Хвост и указал рукой в туман. — Знаешь, кто там, старшим у радимичей?
— Кто? — почти равнодушно спросил Ольстин, вглядываясь в туман и играя козарской плетью.
— Твёрд-боярин. А кто он мне — помнишь ли?..
— А-а, — протянул Ольстин понимающе. — Что ж поделаешь?
— Да уж, — Военег Горяич вздохнул. — Но поговорить-то мне с ним надо всё одно, авось да и решим дело без драки.
— А — нет?
— А нет — будем биться. Их, я мыслю, не более двух тысяч будет. У меня сей час девять сотен, да у тебя три. Да ещё четыре сотни Гюряты и Келагаста по Песчане идут в лодьях.
— И?
— Ну что — и?.. Видишь — распадок? Они, как через Песчану пойдут, так непременно в него и вопрутся. Поставим там сотни три пеших, пусть их держат. А после сами с холмов ударим. А Гюрята да Келагаст реку перехватят — будут, как в мышеловке.
— А коль не пойдут через Песчану? — мрачно спросил Ольстин.
— И пусть себе, — махнул рукой Волчий Хвост. — Будем тут стоять хоть до Перунова дня. Удержим их на том берегу, а время — оно на нас работает. Сами так долго не выдержат.
Ольстин Сокол покивал, задумчиво разглядывая светлеющий в тумане правый берег. Волчий Хвост был прав, опять прав. И он, Ольстин Сокол, собаку съевший на степных войнах, полжизни провоевавший с печенегами, торками и козарами, ничего не мог возразить.
Когда-то, в походе на вятичей воевода Свенельд поверстал в кмети молоденького воя Ольстина — за то, что подстрелил из лука козарского боготура. И тогда же парнишка получил от своих односумов накрепко прилипшее назвище Сокол. Так всё начиналось.
Ольстина Сокола носило по всей Руси и окрестным странам. Он бился в войске Святослава с козарами и печенегами, болгарами и греками, аланами и готами; дрался у Дедославля и Саркела, у Итиля и Семендера, в той и в другой Булгарии; тонул в море у Тьмуторокани и мок во всех реках Дикого поля, ходил по скользким от крови склонам Планин и Кавказа, насмерть стоял у Адрианополя, Никополя, Преславы и Доростола, зимовал и голодал на Белобережье, искал изрубленное тело Святослава на Хортице.
После гибели Князя-Барса Ольстин
Вернулся Ольстин на Русь только года два тому вместе с семьёй и своей невеликой ратью из «козар», в которой, однако, все вои словно родились с клинком в руке.
Всю жизнь он дрался за Русь, дрался с иноземными находниками, охранял межи Киева. И вот теперь судьба вдруг впервой бросила его против своих.
А Волчий Хвост, меж тем, приподнялся на стременах, замахал рукой и заорал так, что шарахнулся конь Сокола, а сам Ольстин от неожиданности прокусил губу до крови:
— Эге-гей! За Песчаной! Радимичи!
— Чего тебе, киянин?! — донеслось в ответ не слишком дружелюбно.
— Воевода Твёрд с вами ли?!
— Здесь!
— Созови!
На несколько времени упала тишина, только конь Волчьего Хвоста нетерпеливо сопел да переминался с ноги на ногу. Ольстин Сокол вновь подъехал рядом и смотрел на Военега Горяича с лёгким любопытством.
— Здесь я! — отозвался, наконец, из-за реки ещё один голос, столь же недружелюбный, как и первый. — Кому там нужда до меня?!
— Волчьему Хвосту! — рявкнул в ответ киевский воевода.
— Военеже?! — в голосе Твёрда послышалось неприкрытое ликование. — Ты ли?!
— А то кто ж? — отозвался Волчий Хвост уже спокойно — утреннее эхо хорошо разносило голос над водой. — Перемолвиться бы, а, Твёрд Державич?
— А ты приезжай, пошепчемся, — чуть насмешливо бросил в ответ радимский воевода.
— И то, — Волчий Хвост вдруг толкнул коня каблуками. — Еду! Принимай гостя.
И на глазах у изумлённого Ольстина Сокола воевода вскачь свалился с взлобка, свалился в реку и исчез в стремительно редеющем тумане.
За минувшие десять лет Твёрд не переменился ничуть — всё то же узкое, лицо с тонкими чертами, длинные вислые усы и голый, как колено, подбородок. Полноты — ничуть, весь словно из одного куска дерева вырублен. Только в чупруне седых волос прибавилось, да в пепельных глазах глубочайшая усталость, да сетка тонких морщин вокруг глаз, да глубокая складка у волевого тонкогубого рта.
После гибели Святослава, когда на Руси наступило затишье, Твёрд ушёл с княжьей службы и уехал в радимскую землю. И в Киеве больше не появлялся. По его словам, ему нечего было делать у князя, что не смог отомстить за смерть отца — роднёй бы поступился ради чести Твёрд Державич, что и сам был княжьего рода, из своих, радимских князей, владений его вполне хватило бы для того, чтобы ему безбедно пожить всю жизнь, да и детям с внуками — тоже.