Ржавые листья
Шрифт:
Пало короткое молчание.
— Ну-ну, — вновь задумчиво сказал Владимир. — Вот что, кметье… Где ныне твой воевода стоит-то?
— У Ирпеня и стоит, — пожал плечами вестоноша.
— Скачи обратно к своему воеводе, — медленно, всё ещё думая, сказал великий князь. — Моё знамено у него есть, пусть берёт любые рати и идёт навстречь радимичам. Писать ничего не буду, передашь словами. Внял?
Волчий Хвост, однако был уже не в Ирпене — не мог он после всего. Каждый день с Чапурой встречаться… Отправив вестоношу к великому князю, он остановил свою двухсотенную рать на полпути от Ирпеня к Вышгороду, не спеша её распускать на отдых. Битый волк, он хорошо понимал, что дело вряд ли окончится одной стычкой, пусть в ней даже и удалось свалить самого Свенельда.
А другояко… хоть он и победитель, а всё ж, как ни крути — мятежник. И не вздумал бы Владимир Святославич, отродье холопье, одним камнем убить двух кошек: и мятеж подавить, и с непоклончивым воеводой расправиться, что и впрямь — чего греха таить — способным поднять мятеж.
Но вестоноша воротился с новым приказом великого князя — идти на радимичей.
Волчий Хвост движением руки отпустил вестоношу и только потом дал волю гневу: отшвырнул в сторону княжье бересто с повелением и, закусив губу, со стоном откинулся назад, привалясь к стене.
Вот тебе, воевода, расплата за то, что ты вытворял в Ирпене, за чудовищный обман и погубленных Чапуричей. Теперь тебе ещё и с лучшим другом воевать доведётся!
Их было трое. Он сам, Военег Волчий Хвост, отчаюга и удалец, что из простых кметей через личную храбрость стал гриднем и воеводой. Новогородец Отеня Рудый — книжник, правдолюбец и законник. И радимич Твёрд Державич — боярин с длинной, как Змеев хвост, цепью родовитых предков. Бывало, он даже чуть-чуть кичился знатностью и тонкостью обхождения — перед старшими — воеводами, великими боярами, даже самим великим князем. Но никогда — перед воями и перед ними, своими друзьями.
Все кругом дивились, что могло сдружить столь разных людей, а они меж тем, плечом к плечу прошли сквозь вихревое огненное лихолетье Святославовых походов, утверждая мечами неложное величие Руси. А после оказались на службе у разных князей: Отеня — у Владимира, Волчий Хвост — у Ярополка, а Твёрд и вовсе отошёл от дел.
Ныне же судьба сулила им скорую встречу. Но какую!
Или… или это иная возможность для него, Волчьего Хвоста? Возможность сыграть иначе?
Военег Горяич сжал голову руками. А что если и впрямь? Твёрд и он… тогда к ним и Отеня-правдолюбец примкнёт. А за ними пойдут многие, очень многие. И тогда можно ещё будет спасти заговор, что уже начал рушиться с разгромом и гибелью Свенельда. Ничуть не кривя душой, Волчий Хвост понимал, что в самом деле может это сделать, и тогда за ним пойдут и сотни, и тысячи — недовольных Владимиром Святославичем хватало и в Поросье, и на Руси вообще.
Но это понимает и великий князь, — трезво напомнил себе Волчий Хвост. И, как знать, не на то ли и был расчёт хитромудрого рабичича, что своенравный воевода поднимет мятеж? Понеже не мог великий князь не знать про дружбу Волчьего Хвоста с Твёрдом-радимичем, хотя бы от того же Отени Рудого.
Так ничего и не решив, Военег Горяич велел двигать рать к Вышгороду.
Дорога текла навстречь серой лентой, вилюжась меж лесистых холмов. И, вилюжась вместе с ней, текла по дороге окольчуженная рать Волчьего Хвоста и Гюряты Роговича, приближаясь к светло-сверкающей ленте реки — великому Днепру-Славутичу. Так ли видел эту рать парящий в небе сокол, не так ли — не скажет того сокол.
Волчий Хвост невольно усмехнулся — ишь ведь, какая блажь в голову лезет иной раз. Да мало ли чего там сокол с высоты видит.
Подъехал Гюрята, глянул искоса, словно не решаясь заговорить. Волчий Хвост вдруг ощутил остро нахлынувшее чувство тоски, вмиг оценив положение: рать идёт чуть в стороне, никто не слышит, про что они говорят, и, вместе с тем, оба — на виду у своих воев, один знак…
— Куда мы идём? — требовательно спросил Рогович. — Ты можешь мне сказать, воевода?!
— А как же, вестимо, могу, — холодно ответил Военег Горяич, глядя куда-то в сторону. — В Вышгород идём.
— А потом? — ладонь Гюряты на чернее плети сжалась так, что побелели костяшки пальцев.
— Потом? За Днепр.
— А зачем?
— Как — зачем? — пожал плечами Волчий Хвост. — В первую голову надо отрезать радимичей от Чернигова, чтоб друг другу помощь подать не могли.
Рогович несколько мгновений сверлил взглядом недвижно застывшее лицо воеводы, пытаясь понять, правду тот говорит или лукавит, потом, наконец, криво улыбнулся и ускакал. Волчий Хвост глядел ему вслед с непонятным выражением.
Так-то вот. Этот гридень-новогородец против князя Владимира не пойдёт ни в коем разе, и ему наплевать с высокой вежи на твою дружбу с мятежниками. Эвон, его так и подмывало дать знак своим кметям, будь его дружина сильнее твоей — не удержался бы.
И что ж делать дальше?
В любом случае, решение идти к Вышгороду было верное. Если и дальше держаться Владимира — Волчий Хвост со своей ратью вобьёт клин между Черниговом и радимичами, и тогда их можно бить поодиночке. Если же сменить сторону, можно будет взять помощь супротив Гюряты у Претича или Твёрда и ударить на Киев прямо от Вышгорода.
Волчий Хвост зажмурился и замотал головой, отгоняя навязчивые мысли.
Вышгород открылся Волчьему Хвосту и Гюряте Роговичу на второй день. За это время их рать выросла в полтора раза — по пути и воевода, и гридень собирали воев, коих в Поросье жило немало. Но уверенности это Волчьему Хвосту отнюдь не прибавляло — он не мог положиться на этих людей безоговорочно, если новая стычка с Гюрятой прорастёт в оружную сшибку. В том, что этого не случится, не были уверены ни Волчий Хвост, ни Рогович. Потому Военег Горяич и отправил троих гонцов в сёла на Стугну. Каждый должен был привести не менее сотни воев, кои навычны ходить в бой под рукой Волчьего Хвоста и пойдут за ним и в огонь, и в воду.
К немалому удивлению Гюряты, Отеня Рудый встретил Волчьего Хвоста ещё радушнее чем его самого. Заметив удивление гридня, воеводы переглянулись и засмеялись.
— Что дивишься, Рогович? — хмыкнул весело новогородец. — Мы с Военегом друзья давние, нас когда-то так и звали — «Трое оторвиголов».
Волчий Хвост вдруг встревожился, но ничего сказать не успел.
— Кого это — нас? — чуть удивлённо спросил Гюрята.
— Ну как же. Меня, Волчьего Хвоста и радимского боярича Твёрда. Грецкий василик Калокир про нас, помнится, так сказал — книжник, авантюрист и аристократ.