Ржавый капкан на зеленом поле(изд.1980)
Шрифт:
— Как будет угодно, господин профессор. Если вы чувствуете, что устали, то, разумеется, лучше всего полежать.
По пути в гостиницу я спросил:
— Вы говорили, Карл, у вас родственные связи в дорожной полиции?
— Совершенно верно. Родной брат в управлении в Вене.
— Не могли бы вы оказать мне одну услугу?
— Я весь внимание, господин профессор.
— Можно ли установить личность владельца, если известен номер его машины?
— Нет ничего проще, господин профессор.
— Это должно занять много времени?
— Сущий пустяк! У нас с Веной автоматическая связь. Я позвоню Гюнтеру прямо из магистрата. Не будете ли любезны назвать интересующий вас номер?
Я чуть помедлил, пока решился.
— «Мерседес», ве, двадцать три триста двадцать пять.
Карл кивнул:
— Спасибо.
— Вы не запишете?
— Нет необходимости, господин профессор. У меня отличная память, и особенно на числа. Господин бургомистр говорит, что я ходячий телефонный справочник. Он, конечно, шутит, но я и в самом деле помню уйму телефонов.
Мы подъехали к серому зданию с широкими проемами окон, на верхнем этаже которого помещалась служебная гостиница магистрата.
— Господин профессор, разрешите спросить, как вы переносите автомобильную езду? Я имею в виду довольно долгую дорогу. — Карл по-особому, с хитринкой, улыбался. — Нет-нет, это не пустое любопытство, не подумайте!
— Вполне нормально. Я сам вожу машину.
— О, тогда у вас будет отличная возможность посидеть за рулем.
— К сожалению, я не захватил с собой водительские права.
— Жаль! Очень жаль! Такая прекрасная поездка.
Интригующая улыбка по-прежнему не сходила с его лица.
— А что такое? — спросил я. — Вы задаете загадки, Карл. Я сгораю от любопытства.
— Только не выдавайте меня, это сюрприз. Пока вы маршировали строем по старому городу под командой фрау Маргарет, в магистрате меня предупредили, чтобы я завтра был готов к поездке в Инсбрук.
— Нет, вы ошибаетесь, это не с нами. Мы с Ингой должны ехать поездом.
— Я же говорю — сюрприз. Вы очень понравились вице-бургомистру. Это его личное распоряжение. Когда отсутствует бургомистр, «форд» находится в ведении господина Грубера… Ну как? — спросил он, торжествуя.
— Замечательно! Дорога, очевидно, интересная.
— Интересная?! Да ничего подобного вы больше нигде не увидите. Эти снежные пики! Эти колоссальные спуски и подъемы! А Целль-ам-Зее! Да уж из-за одного этого можно выбросить в урну поездной билет! Представьте себе: зеркальная гладь горного озера — и в нее смотрится седая вершина со сверкающими на солнце ледниками!
— Да вы просто поэт!
Карл сиял.
— Ах, господин профессор, проедем это местечко — и вы тоже заговорите стихами!.. А что бы вы увидели, прошу прощения, из окна поезда? Кусочек пресной равнины?.. О, простите! — спохватился он. — Вам нужно отдохнуть, а я тут задерживаю со своей пустопорожней болтовней…
Я поднялся к себе в номер, сел в кресло.
Нужно было собраться с мыслями.
Значит, этот «мерседес» не только венский эпизод. И похоже, дело не в Шимонеках, не в наркотиках.
Следят за мной.
Почему? С какой целью?
Тут может быть несколько возможностей.
Вариант первый. Они — я не знаю еще, кто такие, просто условно называю их «они» — почему-то решили, что я советский разведчик, и прощупывают мои связи.
В пользу этого варианта, каким бы невероятным он ни казался, говорит ряд обстоятельств. Телекамера в нашей венской квартире. Внешнее наблюдение — правда, слишком уж назойливое, прямолинейное. Аппаратура слежения, установленная в «мерседесе». Луч света, попавший мне в глаза возле парка Мирабель, конечно, не безобидный солнечный зайчик, теперь у меня не было на этот счет никаких сомнений; он исходил, скорее всего, от сложной системы зеркал, установленной на переднем сиденье «мерседеса». Такая аппаратура дает возможность, не поворачиваясь, незаметно, наблюдать за всеми сторонами улицы.
Вариант второй. Я оказался в поле зрения латышского эмигрантского отребья, имеющего в ряде западных стран, в том числе и в Австрии, филиалы своих организаций под самыми безобидными и неожиданными вывесками: «Союз ветеранов», «Союз латышей-лютеран», «Общество любителей знаков почтовой оплаты Латвийской республики»…
Что ж, вполне вероятно. Мои научные работы, особенно последних лет, раскрывающие социальный механизм фашистских режимов в Прибалтике, им, конечно, пришлись не по нутру. Тем более, что некоторые из этих работ изданы в переводах на Западе и не остались незамеченными. Во всяком случае, авторитета от них эмигрантским заправилам не прибавилось, и, наверное, они не прочь мне хорошенько насолить.
Но как? Подглядывать с помощью телекамеры, не приведу ли я к себе на дом веселых венских барышень?
Ждать, когда во время телефонного разговора у меня вырвется бранное слово, чтобы записать его на магнитофонную ленту и растрезвонить потом всему миру, как непристойно выражается советский профессор?
А уличная слежка? Что она может им дать?
Нет, как-то не вяжется все это с эмигрантскими организациями.
Остается третье…
Хотя если хорошенько подумать, то и здесь процент вероятности ничтожно мал. Ведь тридцать лет прошло с той поры, больше четверти века! Так что же, все проверяли меня эти долгие годы?
Нет, если бы они хотели подобраться ко мне, то давно уже нашли бы подходящую возможность.
Скорее всего, что-то другое. Четвертый вариант. Пятый. Шестой… Кто знает!
Одно только не подлежит теперь никакому сомнению: следят именно за мной. Полиция давно бы уж выяснила, что мы с Ингой никакого отношения к Шимонекам не имеем. Но почему следят? Кто? И что за игру они затеяли?..
В дверь осторожно царапнулись.
— Отец… Ты, надеюсь, не спишь?
— Заходи, дочка.