С чистого листа 1
Шрифт:
Джо Троттлмейер, мой соавтор, экономист университета штата Пенн, не смог совладать со всей этой чепухой и свалил все вопросы на меня. В этой книге мое имя было указано первым, и я с радостью его «поблагодарил» за то, что он выдал мой номер. Спустя две недели после выхода книги, наш агент от Саймона и Шустера позвонил мне и сообщил, что воскресные ток-шоу хотят меня. В этот раз я воздержался от книжного тура, но я не мог отказаться от «Этой Недели с Давидом Бринкли». В субботу ночью я поехал в Вашингтон и снова переночевал в Хэй-Адамсе, но уже без Мэрилин. Мы провели ночь там, когда я получил награду от Багамского
Добро пожаловать в большую лигу! Дэвид Бринкли ничуть не походил на Опру Уинфри! Он был находчивым интервьюером, и уже был в игре Вашингтонских новостей еще до моего рождения. Он не собирался мямлить и задавать пустых вопросов. Что хуже, я не был единственным приглашенным гостем. Он пригласил меня вместе с «Львом Сената», сенатором Массачусетса Тедом Кеннеди, возможно, самого либерального Демократа в Сенате. Кеннеди уже цитировали в его пренебрежении книгой. Можно было не ждать дружелюбной публики, которая вызывала теплые и приятные ощущения.
К счастью, гримирование я прошел быстро. Я чувствовал себя идиотом, еще когда выходил на передаче у Опры, и сейчас я ощущал себя так же. По крайней мере мы с Кеннеди были не в одной комнате. Это точно было бы неловко. В любом случае не знаю, зачем нам нужен был грим. Если вы смуглый, то вас осветляют, в противном случае затемняют, и не таким блестящим, и камера добавляет еще около пяти килограмм, и еще куча разного дерьма происходит. После грима меня отправили в зеленую комнату. Готов поспорить, что у Кеннеди отдельная гримерка. Опять же, у него был дом в Вашингтоне в квартале Дюпон. Может быть, он бы появился уже вылизанным и готовым.
Наконец меня вызвали во время перерыва на рекламу, и поставили кресло за столом напротив Бринкли. Я неуверенно осмотрелся, примечаяя, где расположены камеры. Улыбаясь, в зал вышел Кеннеди, поздоровался со половиной съемочной группы по именам, и сразу же расположился в своем кресле, примерно в полуметре от меня. Наверняка он все это уже сотню раз делал. Меня же игнорировали, я был в тени великого человека. Идея была в том, чтобы делать акцент на каждом из нас по отдельности без кого-либо лишнего в кадре.
Бринкли начал с представления темы диалога, дал быструю оценку книге, и был удивительно честен в ней. Затем он повернулся ко мне и спросил:
– Доктор Бакмэн, на протяжении всей книги вы утверждаете, что множество программ, учрежденными правительством стоят намного больше, чем было сказано несколькими людьми, и для того, чтобы оплачивать их, нужно существенно поднять налоги. Вы же не предполагаете, что налоги будут увеличены вдвое, как сами же и предлагаете в вашей книге?
– Не имеет значения, что именно я предполагаю, поскольку это основные факты, и нам необходимо признать их, если мы надеемся хоть как-то стабилизировать финансовую ситуацию в стране. Если вы идете в магазин и берете что-то, рано или похдно за это придется заплатить. Конгресс же набрал кучу вещей. Пенсии, чем является Социальная Безопасность, медицинскую страховку, которые Medicare и Medicaid, и дороги, и дамбы с водоочистными сооружениями. Кому-то придется за это все платить. Сейчас же мы пока просто идем к этому, говоря всему миру: «Да, мы справимся», но рано или поздно за все это придет счет, и счет весьма немалый.
– Сенатор,
Сенатор Кеннеди дал длинную речь о том, что стоимость и рядом не стояла с теми цифрами, которые я дал в книге, и что это была просто республиканская мантра для уничтожения необходимых социальных программ. Он мог продолжать продолжать это до конца передачи, но Бринки прервал его.
– Доктор Бакмэн, вы действительно предлагаете закрыть эти социальные программы? Как вы представляете, что тогда будут делать люди, которые напрямую от них зависят? – спросил он.
– Я ни разу не сказал, что их нужно закрыть. Мы уже сделали много добра, например, той же Социальной Безопасностью и Medicare. И все-таки я хочу сказать, что за них нам нужно платить. Мои работники имеют пенсию и страховку, но плачу за них я, причем полностью. Если я перестану платить, они их не получат. Как все обстоит сейчас, мы платим только часть от всей стоимости, и обещаем миру, что мы заплатим когда-нибудь в будущем, но это будущее все отдаляется и отдаляется, а сумма, которую надо платить, становится все больше и больше. В какой-то момент в следующие тридцать лет – в нашей жизни, причем! – цифры станут такими, что мы просто не сможем этого выплатить, что бы мы ни делали! – ответил я.
– Это неправда! – перебил Кеннеди. – Доктор Бакмэн наверняка знает, что вычеты из зарплат направляются в целевой фонд, который полностью оплачивает все будущие пенсии!
– А сенатор Кеннеди точно знает, что деньги взаимозаменяемы. Выплаты в фонд сразу автоматически используются для покупки облигаций казначейства, так что средства сразу же переходят в общие доходы, а облигации только увеличивают дефицит, – парировал я.
– Просто изумительно, что в такое время, казалось бы, умный человек вроде доктора Бакмэна бы рассматривал закрытие важных социальных программ, которые держат на плаву наших самых слабых и беззащитных граждан! Это просто бессовестно и неописуемо бессердечно!
– Ваш ответ? – предложил Бринкли.
Я улыбнулся.
– Ну, моя жена бы точно согласилась, что я бессовестный и неописуемый, и бессердечный, но это совсем другой вопрос. Говорить, что я хочу закрыть Социальную Безопасность или Medicare, будет полнейшей чепухой. У нас богатая и сильная нация, и нет причин не обеспечить прочную защиту для всех наших граждан. Чего я хочу, так это чтобы наши политические лидеры прямо объяснили, как они собираются все это оплачивать. Сейчас мы не платим за это, и не собираемся это делать.
– Что просто не является правдой. Социальная Безопасность, Medicare и Medicaid жизненно необходимы для миллионов людей, и эта жалкая попытка уничтожить эти программы просто ужасна в современном обществе.
Бринкли перевел взгляд на меня, и я ответил:
– Повторюсь, я не имею желания закрыть эти программы, а просто платить за них. Послушайте, я не юрист, не экономист, и не политик. Я математик, и основное, чему учат математиков – это складывать и вычитать. Когда я говорю вам, что два плюс два равно четырем, это равно четырем. Не пяти, не шести, и уж точно не двадцать два. Здесь что-то не складывается, и пока мы не разработаем способ оплачивать эти программы, мы обанкротимся уже в этой жизни. Если бы я так управлял своей компанией, компания бы обанкротилась, а я бы сидел в тюрьме!