С двух берегов
Шрифт:
— Что вы его держите, как тигра? — рассердился Стефан. — Оставьте и уходите. А ты, Янек, останься.
Конвоиры с опаской разжали руки и вышли. Я хотел тотчас же отправить домой очередного «убийцу», но Стефан попросил разрешения допросить его. Он, так же как и я, был уверен, что задержанного придется отпустить, но, чтобы не ставить свою полицию в смешное положение, решил соблюсти обычный в таких случаях порядок.
Они уселись в сторонке за маленьким столиком, а я занялся своими делами, меньше всего интересуясь, о чем у них идет речь. Как вдруг Стефан окликнул меня:
— Сергей!
Уже по его голосу я понял, что начавшийся допрос открыл нечто неожиданное. Я подсел к ним.
Худое, обросшее седой щетинкой лицо Гохарда, кроме непроходящего испуга, выражало еще готовность рассказывать все, что интересует господина коменданта и начальника полиции. Он вскидывал глаза то на меня, то на Стефана, как бы желая предвосхитить наши вопросы.
— Господин Гохард, — медленно, с многозначительными паузами заговорил Стефан, — инженер… химик… Работал в лаборатории… Да, в той самой… Он сидел в том автобусе, который пытался удрать от советских танков… После прямого попадания четверо были убиты, двое тяжело ранены и вскоре умерли. А Гохард был ранен легко, но сильно контужен… Он добрался до Герзига. У него и лечился… Интересно?
— Он знает, чем занималась лаборатория? — спросил я.
— Сейчас узнаем. Я думаю, мы еще многое от него узнаем.
Гохард на каждый вопрос отвечал многословно, стараясь убедить нас в своей искренности.
— Знает и готов все подробно написать. А бегло да еще неспециалистам ему рассказать трудно.
— А что он знает о тайнике?
— Ничего. Первый раз слышит. Он не был доверенным лицом у руководства. Рядовой инженер.
— А с Биллом он знаком?
— Уверяет, что даже не слышал такого имени.
— Не врет?
— Не похоже. Да и появился Билл много позже, этот уже лежал у Герзига.
— Еще нужно проверить.
— Проверим… А пока приступим к главному. Спросим, почему он прятался?
Этот вопрос не был для Гохарда неожиданным, но очень его взволновал.
— Когда я ушел из клиники, — переводил Стефан, — я хотел сразу же явиться к господину коменданту и предложить ему свои услуги. Я знал, что могу быть полезным. Но все получилось так ужасно… — Гохард закрыл лицо руками и содрогнулся. — Я шел из клиники по лесной дороге и увидел быстро убегающего человека. Он бежал через кусты, как будто испугался меня. Я не придал этому никакого значения. Мне было не до него. И вдруг я споткнулся об эту женщину… Ничего более страшного я в своей жизни не видел. Я совсем потерял голову и тоже побежал…
— А от чего побежал?
— Я думал… Нет, тогда я ни о чем не думал. Я очень испугался… Просто испугался. Мне так стало страшно… Я хотел поскорей покинуть это место и побежал…
— Вслед за тем человеком?
— Нет! Совсем в другую сторону. К себе. Я не привык бегать, и мне было очень трудно. Я падал, опять бежал…
— А почему все же вы спрятались, когда прибежали домой?
— Я стал соображать… Меня мог тоже кто-нибудь увидеть, как я увидел того… И тоже мог подумать на меня… Что это я… Я не знал, как относятся в русской комендатуре к немцам, мне могли не поверить, тем более что я был в том автобусе, по которому
— До каких пор вы собирались скрываться?
— Пока поймают того… Потом я бы вышел, и никто на меня ничего не подумал бы…
— Расскажите, как выглядел убегавший мужчина.
— Я его плохо разглядел. Я видел только его спину. И светлые волосы, он был без шапки, много волос. Он только один раз оглянулся, но сквозь листья его лицо было очень плохо видно.
— Вспомните, какого он роста, во что был одет, все вспоминайте.
— Он бежал пригнувшись, но и так было видно, что он на голову выше меня… Спина очень широкая, в чем-то сером, в пиджаке или в чем другом, я не заметил.
Гохард добросовестно вспоминал, растирая ладонью морщинистый лоб, но ничего более существенного добавить не смог. Мы надолго замолчали. Показавшийся в начале допроса просвет снова затянулся туманом. В невиновности этого инженера можно было не сомневаться. Пригодиться он еще мог бы в качестве свидетеля, если бы мы нашли «того»… Отрадно было только то, что мы получили первое реальное подтверждение непричастности Буланова к убийству: не был он ни высокого роста, ни пышноволосым.
Мы уже собирались кончать с допросом, когда Гохард произнес несколько слов, от которых Стефан даже подпрыгнул. Прежде чем перевести их мне, он несколько раз переспросил.
— Он говорит, что муж Терезы умер задолго до того, как она появилась в Содлаке. Так и сказал: «Бедная женщина. Если бы она знала, что муж ее умер, она бы не приехала и осталась жива».
— Откуда он узнал имя убитой и что ее муж умер?
— Его на даче навещала старая приятельница, она и рассказала о Терезе. А с мужем Терезы он лежал в клинике.
— И он видел его?
— Даже разговаривал с ним.
— Когда?
Гохард сообразил, что его новое сообщение имеет для нас важное значение, и стал живо рассказывать о пребывании в клинике.
— Он говорит, что видел Нойхойзера в первые дни, когда только попал к Герзигу. Это был веселый солдат, по виду вполне здоровый. Он не лежал, а ходил по другим палатам, и познакомился с Гохардом. Рассказывал ему о жене.
— А почему он решил, что Нойхойзер умер?
— Дня через два солдат слег. У него случилось какое-то осложнение, что-то с головой. Гохард навестил его в палате, но тот уже никого не узнавал.
— А кто же ему сказал, что тот умер?
— Медицинская сестра.
— Какой-то бред. Почему же Герзиг скрыл это от его жены? Чего было проще сказать ей, что муж умер, и нечего было посылать ее ко мне за разрешением…
— Он скрыл не только от жены, но и от полиции, — вставил Стефан. — Ведь в списке похороненных Нойхойзера нет!
Я, кажется, впервые понял, как «ум заходит за разум» — не мог поймать конца одной мысли и начала другой. Мелькали какие-то обрывки без всякой логической связи и распирали голову до острой боли. Стефан еще чего-то допытывался у Гохарда, а у меня было только одно желание — отдохнуть.
— Давай, Стефан, сделаем перерыв. Пусть инженера отведут в столовую и покормят, вид у него такой, будто он неделю не ел.