С «Джу» через Тихий океан
Шрифт:
Вглядываюсь в остров. И честное слово, не помню момента, когда бы мне было приятнее, чем сейчас. Словно для того, чтобы напомнить нам о пройденном пути, остров похож на опрокинутое вверх килем судно. Перевернувшееся судно с овцами. Такой Махотани может послужить моделью теории Мальтуса о перенаселении. [27] Жители вымерли или покинули остров. Остались одни овцы. Без врагов, без каких-либо ограничений. Для начала они обглодали пальмы. Но животные размножались. Соответственно уменьшалось количество пищи. И разразилась эпидемия. Число овец сократилось. Но тогда возросли запасы кормов. И снова овцы стали размножаться и т. д. И колесо завертелось…
27
T. P. Мальтус (1766–1834) – английский экономист, основоположник антинаучной концепции мальтузианства. Он стремился приложить естественный (по сути биологический) закон о народонаселении к разъяснению некоторых теорий относительно усовершенствования человека и общества. Он утверждал, что население возрастает в геометрической прогрессии, а средства существования в арифметической. По его мнению, соответствие между численностью населения и количеством средств существования может регулироваться эпидемиями, голодом, войнами, непосильным трудом, а не общественным прогрессом и коренными социально-экономическими преобразованиями. Несостоятельность концепции Мальтуса доказана всем ходом развития человеческого общества. – Прим. ред.
Запечатлели облик Махотани всеми имевшимися фото– и киноаппаратами. Однако композиция была тенденциозной. На переднем плане болгарский флаг либо Джу, в одном уголке (для доказательства) парус или часть лодки и во весь кадр – Махотани.
Спустя немного после восхода солнца остров Махотани остался позади. Надеюсь, часов в 10 утра мы прибудем в Атуану. Облачились в свои лучшие наряды. Но выглядим смешно. Одежда висит как на вешалке. Со вчерашнего дня воюю с брюками. Я уже свыкся с мыслью, что все на мне будет измято в гармошку. А вот пятна плесени привели в смятение. Еще немного – и поверю, что они вечные. Ведь плесень существует уже с начала жизни на Земле. Пытался вывести пятна всяческими растворами и смесями. Сушил на солнце, чистил металлической щеткой. Ничто не помогает. Брюки чудовищно быстро износились, потеряли вид, а пятна первозданной плесени остались. И по сей день смеются надо мной. Спасли летние башмаки. Простые босоножки на деревянной подошве придали мне приличный вид. Океан и влага вычистили их до блеска. Башмаки выглядят еще более новыми, чем прежде.
В карман брюк положил паспорта, деньги и текст телеграммы. Стали ждать высадки на берег.
Около 10 часов утра подошли совсем близко к острову. Высокие, подпирающие облака вершины гор, речные долины и пальмы. Никаких признаков жизни.
Неожиданно увидел дым, а чуть позже – и дома. Это могла быть только Атуана. Теперь мне не требовались ни карты, ни лоции.
Еще немного – и мы войдем в залив Атуана. Уже ищем глазами пироги полинезийцев.
В ушах звенит знаменитое полинезийское «Алоха оэ» [28] – «Добро пожаловать». Все читаное и слышанное о земном рае мысленно проходит перед нашими глазами. И прославленные красавицы, и отважные мореходы, и венки из цветов. А чтобы наяву увидеть свою мечту, надо обогнуть только этот небольшой мысок. Проходим его. И вот… перед нами покачиваются мачты девяти яхт. Нет, мне это не приснилось. Девять яхт. Три двухмачтовых и шесть одномачтовых. Семь белоснежных, одна черная и одна красная. Никаких полинезийских пирог с балансирами. Нет ни пристани, ни причала. Одни лишь яхты. И это на одном из самых диких островов мира! На одном из самых удаленных…
28
От Святослава Колева мы узнали, что «алоха» – это полинезийское приветствие. На Таити – «ароха», на Самоа – «алофа», а на Маркизских островах – «кахоа».
От неожиданности мы даже забыли о фотоаппаратах и кинокамерах. Разочарованные, бросаем якорь. Паруса брошены как попало. Но мы садимся и опускаем ноги за борт. Движения беззаботные. Я кладу на плечо Джу руку. Ту самую, что боролась с румпелем. Мы ошеломлены. Однако на душе удивительно легко и хорошо. Сидим в каком-то оцепенении. Молчим.
С соседней яхты крикнули:
– Откуда?
– Из Южной Америки. Из Кальяо.
– Не слышали такого.
– Из Перу.
– На этой лодке?!
– Да!
– А где ваша мачта?
– Вот это и есть мачта.
– Сколько дней плыли?
– Почти два месяца.
– Минутку, я сейчас.
В привязанную к борту яхты динги [29] спрыгнула девушка с длинной косой и торопливо стала грести к нам.
– Вот, берите, это рис, только что приготовила. В чем нуждаетесь?
Если бы я знал английский, то объяснил бы ей, что нуждаемся мы в людях, друзьях, в ссорах. Во всем, чем заполнена нормальная человеческая жизнь.
29
Динги – маленькая лодка, которую имеют на борту все яхты. У островов, где нельзя подойти к берегу, они бросают якорь в заливе, и яхтсмены на динги добираются до берега.
Мои друзья и знакомые назовут меня лжецом, если я им скажу, что в океане мечтал о простой, будничной очереди. Стать в хвост и тихо ждать того момента, когда продавщица обругает тебя за то, что покупаешь хлеб или яблоки.
Девушку с косой зовут Джуди. Она японка, родилась в Калифорнии. Ее друга зовут Джеф.
Джуди пробыла у нас недолго. Расспросив нас, она отправилась на другие яхты. Не прошло и двух минут, как по всем яхтам разнеслась новость, что болгарская лодка пересекла Великий океан, что у нас сломана мачта, что вышло из строя управление и что мы не могли послать даже сигнал бедствия SOS.
Минут через пятнадцать «Джу» окружило пять-шесть лодок. Первые поздравления, объятия, поцелуи. Я тогда еще не знал, что это станет неотъемлемой частью нашей жизни в Полинезии.
Первое, что я спросил у новых друзей, – это о возможности устранить поломки.
– Можно здесь отремонтировать «Джу»? Есть ли тут мастерские?
Ответом был дружный хохот.
– Исключено. Здесь нет мастерских. Нет деревянных материалов.
– Если повезет, то в лучшем случае можно починить лишь кухонный стол.
Джу
В моем дневнике страницы о Маркизских островах представляют собой непонятную смесь из загадочных фраз.
Хива-Оа – Атуана.
Лесли – одиночка.
Австралийцы – столетние.
Гео и Роби – полицейский и учительница.
Рози – содержательница ресторана.
Китаец – газеты.
Компания хлеба, вина и сказок.
Река – стираем и купаемся.
Жарю хлебное дерево.
Кокосовые ядра – вкусно.
Лазают по деревьям, как обезьяны.
30 домов – две церкви.
Никола – нож, веревки, патроны.
Прогулка до Омоа – туристы.
Дичь – одичавшие поросята.
Гости-островитяне, неприветливы.
Добри – пекарь.
Прогресс, электричество.
Почти безработные.
Скука.
Пробка – обман.
Пирога с двигателем.
Есть ли журнал с картинками?
Фиу (означает «мне осточертело») – слышится непрерывно.
Копра.
Красота.
Девушки обмениваются рецептами по приготовлению блюд.
Жевательные резинки, заколки, конфеты – просят дети.
Странные цветы.
Церковный хор.
Дети красивые.
Дождь, дождь.
А дело в том, что мне не хотелось терять время на писание, и я делала в дневнике лишь такие короткие записи на память, чтобы не забыть. Это оказалось ненужным. Даже теперь, спустя полтора года, перед моими глазами, как живые, стоят люди, их лица, жесты, хорошо помню даже совсем незначительные события.
Возможно, на Маркизские острова мы прибыли чрезвычайно изголодавшиеся по общению с людьми, по впечатлениям, и потому так глубоко и четко все происшедшее с нами врезалось в память.
А с каким волнением мы совершили нашу первую прогулку до Атуаны! Два километра пешком по острову в Тихом океане! Мы шли медленно – еще не доверяли собственным ногам. Но, если не считать первых неуверенных шагов на сотню метров, ничего особенного с нами не произошло.
В Атуане проживает около 600 душ в невероятном для нашего века спокойствии. Было воскресное утро, и мы вошли в церковь, которая наряду с лавкой китайца является центром оживленной общественной жизни. Женщины – торжественные, нарядные, в белых одеждах, мужчины – в нелепых костюмах, очень смуглые, с просветленными лицами, прочувствованно пели на полинезийском языке простенькую мелодию. Никакого мистицизма, ничего мученического. Все предельно просто и радостно. Даже сама церковь – просторная и светлая, с большими окнами.