С «Джу» через Тихий океан
Шрифт:
И на этот раз мачта спасена.
Погода прекрасная. Тихо, спокойно, солнечно, легкий ветерок и прохлада.
Вчера вечером заметили на горизонте слабый мерцающий огонек. Долго гадали, что это: планктон или звезда? Оказалось – судно. Загадочное и далекое. Движется медленно и, кажется, зигзагами. Скорее всего, рыболовное. Район богат рыбой. Пусть им выпадет хороший улов!
В пятый раз вижу тунца. Очень вкусная рыба. По-моему, нет другой, из которой можно было бы приготовить лучшие консервы. Разве что наша исчезнувшая черноморская пеламида, из того же семейства скумбриевых, что и тунец, но намного меньше размерами.
Приближаемся к Маркизским островам. Остается еще 600 миль. По сравнению с уже пройденным расстоянием это – ничто. Черное море – 600 миль.
Волнует меня лишь одно: неужели Маркизские острова встретят нас дождем? Тогда сложно будет точно определить свои координаты и мы можем налететь на какую-нибудь скалу. На Маркизских островах всего один маяк, который виден лишь в 3 милях от берега.
Джу
И сегодня хороший день. Только ветер слабее, и мы не сможем одолеть даже один градус. К вчерашнему вечеру мы прошли 3800 миль. Посвятили день сну и чтению. Лично я сплю в любое свободное от вахты время. Дончо тоже пытается, но ему не всегда это удается. Впервые я его «переспала». В рубке жара – плюс 43° по Цельсию. Какая температура на солнце – не знаю. В полдень мне привиделась земля, сердце так и подпрыгнуло. Но я ничего не сказала Дончо. Мне казалось невероятным, чтобы мы так рано достигли суши. К тому же боялась, что приняла за берег облака. Так оно и оказалось на самом деле. Немного погодя заметила, что Дончо с озадаченной физиономией вглядывается в том же направлении. Я успокоила его, заверив, что это облака. И все-таки я ничего не имела бы против, если бы мы ошиблись и это были бы Маркизские острова. На следующей неделе мы были бы там.
Вчера снова в меня ударился кальмар, причем крупный. Пришлось схватить его и, пока еще жив, выбросить в океан. Он уставился на меня одним круглым глазом, а его «руки» слегка шевелились. Кальмары и летучие рыбы извели меня. Все подобные переживания почему-то выпадают на мою долю. Если повесим фонарь, представляю, сколько живых тварей будет биться в него. До сих пор мы идем без световых сигналов, словно призрак. Но ведь в этих краях никаких судов и не бывает. А теперь пора уже и сигнальные фонари вешать.
Дончо
Лодка обрастает быстро и обильно. Неделю назад я соскоблил водоросли с ватерлинии. И вот уже снова на ней длинная борода: зеленая, мягкая и липкая, похожая на болотную тину. Появляется она, как правило, у левого борта. Там обычно тень. Мы находимся в Южном полушарии, а солнце проходит по северной части небосвода. Для человека, который 35 лет твердо знает, что если он повернется лицом на запад, то солнце будет у него слева, а тень справа, – это мучительно. Здесь ничто не согласуется с нашими северными привычками. Здесь все наоборот.
Одним из верных доказательств того, что древние египтяне добрались до мыса Доброй Надежды и обогнули Африку, служит сохранившийся до наших дней папирус, в котором описывается их плавание. В папирусе упоминается, что египтяне видели солнце в северной части неба. Пытаюсь себе представить, как это странное солнце изумило первых европейских мореплавателей. Ведет оно себя по-разному и неуравновешенно. Утром поднимается быстро, потом десять часов мешкает, почти не движется и вдруг ныряет в океан. В 5 часов после полудня солнце стоит так же высоко, как на наших широтах в половине второго. Как правило, оно скрывается в маленьких нахальных кучевых облаках. Они наши ярые враги. Собираются эти облачка как будто специально к закату солнца и не дают мне произвести простейшую обсервацию.
Для меня остается загадкой: почему при ясной погоде именно к заходу солнца горизонт быстро заполняется облаками и это повторяется много дней подряд? Так было в Атлантике, так происходит и здесь. Мы движемся вперед и, казалось бы, должны попасть под облака. Но этого не случается. Происходит нечто похожее на толкование слова «горизонт» в энциклопедии: он удаляется от тебя настолько, насколько ты к нему приближаешься!
Планктон – понятие собирательное. Он включает в себя тысячи растительных и животных видов. Его состав в Перуанском течении один, в Экваториальном – другой. Велика разница и в количественном отношении. Даже во вкусе. Ко всему прочему существуют ядовитые виды планктона (преимущественно фитопланктона). Для нас они самые опасные. Тем более что единственно известный мне случай долгого потребления планктона человеком – это наша атлантическая экспедиция. Как уберечься от ядовитого планктона? Очень просто. Мы не забываем, что путешествуем на спасательной лодке, на которой нет специальных приборов для исследования, и всегда помним, что мы не биологи. Поэтому полагаемся лишь на то, что цвет ядовитого планктона резко меняется: от обычного бурого до красного или красного с желтым. Только дальтоник не справился бы с подобной проблемой. По-другому выглядит тогда и пойманный планктон в чашке, и даже поверхность моря становится иной. И запах другой. Кроме того, ядовитый планктон, как правило, появляется в прибрежных водах, течениях или в загрязненных водах. В открытом же океане вероятность встретить его куда меньше. Однако, несмотря на все эти явные отличительные признаки ядовитого планктона, мы все же опасаемся возможной ошибки, но утешаем себя историей с грибами. Всем известно, что грибы бывают ядовитые, даже смертельно опасные, но, невзирая на бесчисленное множество поучительных примеров неосторожного обращения с ними, люди продолжают собирать грибы и есть их.
Планктон мы потребляем в небольших количествах, самое малое через 7–8 часов. И невелика беда, если даже проглотим при этом какое-то количество и ядовитого. Вероятно, потребление его в малых дозах для человека не смертельно. Если возникнут боли или расстройство желудка, мы тут же прекратим «дегустацию». Для нас страшнее вторая часть исследований. Необходимо установить не только то, каким образом избежать ядовитого планктона, но и то, как на организме человека отразится длительное потребление обычного планктона. Не даст ли это нежелательные последствия? Не накапливаются ли в организме человека вещества, которые, возможно, нанесут ущерб его здоровью спустя многие месяцы? На все поставленные вопросы, вероятно, существуют теоретические ответы. Но, согласитесь, теоретические рассуждения – это одно, и совершенно другое – проверка результатов на практике: эксперимент на живом организме, на собственной персоне и на собственной жене.
Читал, что немцы изобрели пластмассу с некими чудесными свойствами. Стали делать из нее автомобильные номера. Получалось и дешево, и красиво. Пластмассовые номера были настолько хороши, что понравились даже собакам. И они начали грызть эти отличительные знаки. Стоит ли объяснять, что подобного никто не ожидал. Вот такая же неожиданность может произойти и с планктоном, как это случалось уже и с новыми лекарствами, пищевыми продуктами, самолетами и т. д.
И все-таки, верим ли мы сами в то, что планктон станет пищей человечества, что он поможет искоренить голод на земном шаре? Я не могу утверждать, что через 100 лет человечество будет принимать в пищу исключительно переработанный планктон или мясо животных, откормленных планктоном. Но если он удовлетворит нужды рода человеческого хотя бы на несколько процентов, то и тогда наши сегодняшние усилия имеют смысл.
Мы не можем себе представить, как будут выглядеть сооружения по добыче планктона. Да мы и не специалисты в этой области. Возможно, через какое-то время будет выявлен самый перспективный вид планктона и его будут искусственно выращивать, быть может, даже изменять его генетику. Тридцать лет назад, например, никто и не подозревал, что криль приобретет столь важное, промышленное значение и что его будут добывать больше, чем рыбы.
В наше время рентабельная добыча планктона (за исключением криля) невозможна. Вероятно, в будущем положение изменится. Возможно, человек научится использовать аквакультуры. Ясно одно: никто не может отрицать, что если человек последует примеру анчоусов, то будет располагать в десятки раз большим количеством калорий. И об этом стоит и думать, и мечтать, даже рискуя навлечь на себя ненависть оппонентов.
Во время ночных вахт я стал впадать в какое-то забытье. Не могу определить, что со мной: то ли я бодрствую, то ли сплю. Часто утверждаю, будто глаз не сомкнул. А Джу уверяет, что выходила из рубки, но я этого не заметил. Даже храпел. Джу спит, как ребенок: тихо, спокойно, кротко улыбаясь. Иногда лишь чуть приоткрытые глаза поблескивают из-под ресниц.
По-моему, не существует четкой грани между сном и глубоким раздумьем. Очень редко вижу сны. Во время же экспедиций – никогда. Джу уверяет, что сны видит.