С «Джу» через Тихий океан
Шрифт:
Так было и сейчас. Мы поражались: ну о чем они могут так долго толковать, а самое главное – на каком языке? Дончо вернулся уже затемно, он принес целый ворох биографических и прочих сведений о полинезийском юноше. Мальчику 14 лет, он закончил католический пансион в Атуане. Надо было продолжать учебу в Нукухива, столице Маркизских островов, но учиться пареньку не хотелось. К тому же у его дяди заболела нога, и тот уже не мог сушить копру. Что он сам делает? А ничего. Да, их залив очень красивый, но залив Ханавеве у острова Фату-Хива прямо-таки сказочный и более дикий. Мы непременно должны побывать там. Он всего в 40 милях отсюда…
В
Тримаран Джефа и Джуди представлял собой настоящую мастерскую. У них были всевозможные инструменты, включая машинку для шитья парусов и даже прибор для крепления люверсов – металлических колец – в заново сделанные отверстия на краях паруса, которыми мы и воспользовались.
У Джефа одна нога. Другую ему отняли после катастрофы. Тогда ему было 14 лет. Англичанин, но с 5 лет живет в Калифорнии. По образованию он ветеринарный врач, а Джуди – социолог. Четыре года оба очень много работали, чтобы построить этот тримаран и купить все необходимое для длительного плавания. Джуди призналась мне, что была белой вороной в родительском доме. Сестры вышли замуж, братья женились, все имели свои семьи, а она решила отправиться с Джефом путешествовать по свету. Мать бранила, не хотела отпускать. Я успокоила Джуди, сказав, что и наши родители реагируют таким же образом, тем более что мы оставили дома маленькую дочку Яну. Я спросила ее, что она намерена делать дальше. Джуди ответила: изучать иностранные языки, общаться с людьми, ездить по свету.
С Джефом и Джуди мы подружились сразу. Рядом с Джефом забываешь, что он калека. Он сказал, что в его мастерской имеется все необходимое для ухода за протезом. Протез изготовили по специальному заказу, но чинить его он должен уметь сам. Просто удивительно, как он с одной ногой управляется на своем быстроходном судне? Правда, они добрались сюда из Мексики за 22 дня. Что они испытывают в непогоду – известно только им одним. Но говорили, что они еще ни разу не попадали в серьезный шторм. Отправились в путешествие через океан в середине апреля. До этого плавали на тримаране вдоль Калифорнийского и Мексиканского побережий. Еще не решили, сколько пробудут на Маркизских островах.
Шитье и уменьшение площади парусов напомнили нам нашу подготовку к экспедиции в Болгарии. Все собрались на тримаране, и посыпалось множество разнообразных советов. Оказалось, что крепление металлических колец люверсов на парусине – нечто такое, в чем каждый готов был проявить свою индивидуальность. Едва ли не так же, как при написании картины. Джеф не выдержал и пообещал выбросить за борт советчиков, если они не уймутся. А ведь Джеф поразительно терпеливый человек.
Наконец дела с парусами были закончены, и мы предложили сходить на могилу Поля Гогена. Давно хотели ее посетить, но по болгарской привычке отложили на последнюю минуту.
На острове
Кладбище Атуаны расположено на холме в получасе ходьбы от поселка. Вдали показалось высокое распятие, взору открылся живописный пейзаж, воскресивший в памяти одно из последних полотен художника. На могиле Гогена лежит каменная плита, на одном конце которой установлена статуэтка какого-то печального идола. Вокруг разлита тихая, спокойная красота, она медленно заполняет душу, расслабляет нервы и мышцы. Океан, клочок земли и могила одинокого, странного, не признанного при жизни художника. Я сидела в каком-то забытьи. О чем думал он перед смертью? Верил ли в то, что нарисованные им картины и через века после его кончины будут радовать и волновать людей?
С холма мы спускались притихшие. Может быть, на нас подействовал закат солнца, позолотивший воздух, пьянящий аромат растений – все, что навсегда запечатлевает память, будь то потрясшее душу мгновение времени или примечательное место.
У китайца нас ждал сюрприз. Неведомым для нас путем на остров попали газеты с Таити. На первой полосе было набрано крупным шрифтом:
«Добровольно пожелавшие испытать участь потерпевших кораблекрушение – два месяца в лодке. Пройдя 8000 км, болгарская супружеская пара, отплывшая из Перу, прибыла на Маркизские острова».
В лавке китайца эта весть оживленно обсуждалась, а мы диву давались – откуда на Таити узнали, что мы прибыли на острова? Видимо, местный полицейский, отобрав у нас паспорта, потому что подобных еще ни разу не встречал, обратился в Папеэте, чтобы узнать, как ему поступить с болгарскими гражданами, прибывшими на Маркизские острова, причем на простой лодке. А в Папеэте о нас уже знали из письма ЮНЕСКО, которое Десмонд Скотт отправил с сообщением о нашей экспедиции, а также из статей Б. Даниельссона.
Далее газета извещала, что нам предстоит пройти еще 900 морских миль, через архипелаг Туамоту до Таити, где нас уже ожидают, и что медицинское обследование будет производить сам д-р Банис. Все это внушило полицейскому уважение к нам, и, когда мы пришли за паспортами, он вручил их нам торжественно, принеся глубокие извинения. Наверное, и без сообщения в газетах Дончо сумел бы получить у него паспорта, но произошло бы это без таких церемоний…
С утра мы долго носились с яхты на яхту, обменивались адресами и наказами: если не увидимся на Таити, то – на Самоа, если и там не встретимся, то – на Фиджи. Коль разминемся, то будем оставлять записки на Таити или в Королевском яхт-клубе в Суве (Фиджи). Все уговоры звучали как заклинания: непременно доберемся, все будет в порядке. Лесли, еле сдерживая слезы, только и вымолвил: «Храни вас бог!» А Джеф спрятался в рубке: не мог спокойно видеть нас в нашей крохотной лодке.