С любовью, папочка
Шрифт:
— Ну, привет, мистер, говорит она. Я встречаю ее на полпути, когда она наклоняется, чтобы поцеловать меня в щеку.
— Приятно снова тебя видеть, говорю я Нине, прежде чем обратиться к геккону. — И тебе тоже, приятель.
— Марцеллус борется с линькой, объясняет Татум, ставя розы в вазу с водой. — Нина помогает ему снять оставшуюся кожу.
— И он получит небольшое угощение за то, что был таким хорошим мальчиком, с нежностью говорит Нина ящерице, прежде чем отправиться обратно на кухню. Я следую за ними, наблюдая,
— Розы, говорит Нина, одобрительно кивая. — Приятный штрих.
— Лукас очень милый. Татум ставит наполненную вазу на кухонный стол.
— Теперь, когда Марцеллус поужинал, говорит Нина, поворачиваясь ко мне, — куда вы двое направляетесь?
— У нас заказан столик на семь часов.
— И вот я здесь, болтаю без умолку. Нина машет руками, выгоняя нас из квартиры.
— Идите, идите, наслаждайтесь, и не делайте ничего такого, чего не сделала бы я.
— В меню почти ничего не осталось.
Татум целует Нину в щеку, прежде чем я успеваю заметить, как они заговорщицки улыбаются друг другу, а затем мы выходим за дверь.
Я беру ее за руку, и мы направляемся к моему грузовику. — Ты прекрасно выглядишь.
— Спасибо, говорит она. — Ты тоже… э — э, я имею в виду, красивый.
Я смеюсь, останавливаясь, когда она подходит к почтовому ящику.
— Подожди секунду. Она роется в своей сумочке. У меня кровь стынет в жилах, когда я вижу, как она достает из сумки письмо, адресованное ее отцу в исправительную колонию.
Тому, кто не отвечает.
Я хочу остановить ее, но не могу придумать достаточно веской причины, которая не показалась бы подозрительной. Она опускает письмо в почтовый ящик, и у меня пересыхает во рту.
— Хорошо, говорит она, — теперь мы можем идти. Я просто хотела передать это письмо своему отцу. Я киваю, потому что не знаю, что сказать. — Это странно. Он давно не отвечал.
Я сглатываю, преодолевая комок в горле.
— Доставка почты внутри может быть немного беспорядочной. Полуправда ощущается как камень в желудке.
— Верно, говорит она. — В этом есть смысл. Состояние американской тюремной системы плачевно, поэтому я уверена, что такую простую вещь, как доставка почты, довольно легко нарушить.
И снова я просто киваю, потому что знаю, что первое правило лжи — держаться как можно ближе к правде. Я чувствую себя мудаком. Но я отбрасываю это чувство в сторону, ради Татум, или так я говорю себе. Я хочу, чтобы этот вечер был идеальным для нее. Я хочу, чтобы это был вечер, о котором она будет вспоминать с нежностью и удовольствием, потому что это меньшее, чего она заслуживает.
— Никто никогда раньше не дарил мне цветов, тихо говорит она, глядя в окно моего грузовика,
— Я рад, что они тебе понравились. Я чувствую странную нервозность, когда заезжаю на парковку ресторана. Я просто так отчаянно хочу, чтобы сегодня вечером все прошло как надо. Наблюдая, как она отправляет это письмо, когда мы уезжали, у меня возникло неприятное ощущение, что все обречено пойти наперекосяк.
Нет. Нет. Я качаю головой и обхожу вокруг, чтобы помочь Татум выбраться из грузовика.
— Спасибо. Она улыбается, ее грудь подпрыгивает, когда она спрыгивает вниз.
Я держу ее за руку всю дорогу до ресторана.
Regina Cucina — итальянское заведение старой школы, с бордовыми кожаными кабинками, белыми скатертями и приглушенным освещением. Мы садимся друг напротив друга, и к нам подходит официант в смокинге с растрепанным пучком седых волос, с меню в руках.
— Одно для юной леди, говорит он, протягивая Татум меню в кожаном переплете, — и одно для ее отца.
Татум хихикает, краснея из-за ошибки официанта. Я не могу удержаться от неловкого смешка вместе с ней. Официант нервно переводит взгляд с одного нас на другого и складывает руки в молитвенном жесте.
— Простите, говорит он. Я допустил ошибку?
— Мы с этой юной леди не родственники, просто говорю я. Он кивает.
— Тогда могу я предложить этой паре бесплатную закуску сегодня вечером? спрашивает он, постепенно приходя в себя.
— Было бы прекрасно, говорю я.
Он принимает наши заказы на напитки, а затем возвращается с тарелкой тонко нарезанных и обжаренных цуккини.
— Вау, мурлычет Татум, когда он снова уходит. Я подаю ей немного цуккини, прежде чем положить себе. — Это выглядит восхитительно, папочка.
Я фыркаю, готовясь к уколу вины, которого так и не последовало. Игривая манера, с которой она только что произнесла слово «папочка», отличается от того, как она говорит о своем отце. В этом есть игривость.
— Ты выглядишь восхитительно, малышка. Теперь ешь свои овощи.
— Да, сэр. Она шутливо отдает честь, и дразнящий блеск в ее глазах почти вызывает у меня желание позвать официанта и сказать ему, что вы чертовски правы, я ее папочка.
ГЛАВА 6
Tатум
Я чувствую себя принцессой. Нет, все гораздо лучше, потому что это не какая-то сказка. Это я и этот красивый, невероятный мужчина гуляем по парку, смеемся и едим, клянусь, лучшее мороженое в рожках, которое я когда-либо пробовала. Или, может быть, это просто так вкусно из-за компании. Лукас наблюдает за моим ртом, пока я облизываю десерт с чуть большим энтузиазмом, чем необходимо.
— Я чувствую, что о человеке можно многое сказать по тому, какое мороженое он заказал, говорю я.