С любовью, сволочь

Жилло Анна

Но, может, неслучайно она такая? Сколько меня за всю жизнь ругали, наказывали — и надо сказать, за дело. Но ни разу даже пальцем не тронули. Бабушка, правда, грозилась выдрать как сидорову козу. Так я и не узнал, почему коза сидорова. Хотел потом погуглить, но сразу забывал.

Вот вроде бы и не было мне до Маликовой никакого дела, но чем дальше отходил от ее дома, тем гаже становилось. Откуда мне знать, может, ей с парнями даже разговаривать запрещено под страхом смертной казни. А я тут влез. И оправдывайся теперь,

что ничего такого не думал и не хотел. Наверно, теперь будет меня ненавидеть еще сильнее.

Но, с другой стороны, с какой стати я должен из-за этого париться? Как Женька говорит, под каждой крышей свои мыши. У них — вот такие. Домашние.

И все-таки, все-таки… Если ее дома лупят…

То что? Бежать в полицию? Да там меня на смех поднимут. Иди, скажут, пацан, играй в песочек. Или, может, Женьке рассказать?

Когда я пришел домой, она уже легла: дверь в гостиную была закрыта.

— Сев, ты? — прилетело оттуда.

— А ты кого-то другого ждала? — съехидничал я, снимая кроссы.

Женя не ответила, свет под дверью погас. Я обычно так рано не ложился, но тут захотелось вытянуться, закрыть глаза и отгородиться темнотой от этого дня, тупого и противного.

Утром я столкнулся с Маликовой на школьном крыльце. Обычно она почти не красилась, разве что ресницы немного, а тут на ярком утреннем солнце прямо бил в глаза густой слой тона, из-под которого на скуле проглядывал наливающийся соком фингал.

Ого, у маменьки рука тяжелая!

Мне снова стало паршиво. Захлестнуло чувством вины, и от этого злость распухла еще сильнее.

— Маш…

Она повернулась и сощурилась так, что задрожали нижние веки.

— Ты извини… я вчера…

Выдавилось с трудом, как засохшая зубная паста из тюбика.

— Мирский! — теперь уже задрожали губы, глаза заблестели. — Просто отвянь! Ты уже зае… — она запнулась, потому что рядом шла какая-то мамка с младшеклассником. — Ты задолбал уже! Я тебя уже видеть не могу! Меня от тебя блевать тянет, как от твоего таракана! Ты просто…

Он шмыгнула носом, стерла слезу и ломанула к двери.

— Истеричка, — буркнул я, глядя ей вслед.

— Сволочь! — огрызнулась она, даже не повернувшись.

Первым уроком была физика. Не самый мой любимый предмет, но и без особых проблем. А вот сейчас сосредоточиться никак не получалось. Казалось, в спину целятся из… не знаю, из минигана, может?

Если я такой говнюк, Маня, то чего ж ты на меня пыришься? Или шаманишь, чтобы я помер?

Вот правда, было в ней что-то такое… то ли из тайги, то ли вообще полинезийское. Широкий нос, пухлые губы, глаза чуть с косинкой.

— Сев? Сева? — Лидка подергала меня за рукав. — Ты чего сегодня такой? Я тебя третий раз зову, а ты не слышишь.

— Что?

А вот эта красотка, прямо по стандартам. Голубоглазая блондинка с роскошными сиськами и ногами от ушей. Но такая душная. Вербицкая хоть

тихо меня обожала на расстоянии, а эта липла, как скотч. Уселась со мной еще осенью и буквально вешалась на шею.

— У тебя что-то случилось? Сидишь, думаешь о чем-то.

— А тебя это касается? — я высвободил рукав из ее пальцев в лиловом маникюре.

— Ну я же по-дружески, — Лидка страдальчески сдвинула брови.

Ага, по-дружески. Подружечка нашлась!

Я как-то спросил в компании: почему, интересно, некоторые телки, пока не пошлешь их публично матом, уверены, что у тебя на них тайно стоит.

Наивняк, хрюкнул Хаммер — это было еще до того, как я его раздел. Таких даже пошлешь, сказал он, все равно будут так думать. Потому что им никак не поверить, как же их могут не хотеть — таких прекрасных.

Все шесть уроков у меня зудела спина и чесался затылок. Так и тянуло обернуться, но держался. Зачем оборачиваться? Чтобы напороться на ненавидящий взгляд, как на вилы?

После уроков пришлось зайти в кабинет информатики, отдать сборник задач для подготовки к ЕГЭ. Кроме обязательных русского и математики, я выбрал информатику и английский. У Викши — Виктории Андреевны — числился в фаворитах, да и она, пожалуй, была моей любимой учительницей. Мы обсудили одну каверзную задачку на формулу Шеннона, поговорили об экзамене и о поступлении. Когда к ней на кружок прибежали пятиклашки, я двинул домой, но притормозил у кабинета биологии.

Марго разговаривала с кем-то внутри, стоя у приоткрытой двери. Ее голос, обычно мягкий, мурлыкающий, сейчас напоминал лезвие бритвы.

— Надеюсь, вы все поняли, Вера Анатольевна. Я не шучу и не пугаю. У меня действительно есть возможности устроить вам и вашему мужу самую развеселую жизнь. Я понимаю, что огласка может повредить Маше, но если до вас не дойдет, придется через это перешагнуть. Я предложила вам выход из ситуации, думайте.

Повредить Маше? Не Маликовой ли случайно?

— Никто не давал вам права лезть в чужую жизнь! Я к директору пойду! Чтобы какая-то соплячка…

Дверь распахнулась — и да, из кабинета вылетела мадам Маликова-старшая.

— Здрасьте, — от неожиданности вырвалось у меня.

Они с Машкой были совсем не похожи, но этот откровенно ненавидящий взгляд я узнал.

О боже, тетя, а вам-то я чем так насолил?

Глава 6

Глава 6

Маша

Мне и раньше прилетало. Когда была маленькая, чаще по попе. Потом уже больше по лицу. Я никогда не могла поймать момент и увернуться, это всегда получалось неожиданно. Она разгонялась до ста километров в час даже не за секунды — быстрее. Иногда я понимала, что попало за дело, но чаще мать заводилась совершенно на пустом месте.