С любовью, сволочь
Шрифт:
Мирский вообще на меня не смотрел.
Ну и черт с ним!
Теперь я вычеркивала дни до выпускного еще и по другой причине. Не только чтобы уйти из дома, но и чтобы никогда его больше не видеть.
Ни-ког-да!
О Виталике Кешему я рассказывать не собиралась, но как-то так вышло… Однажды он сказал, что ему надо поехать по делам, заниматься не будем. Я покивала понимающе, прикидывая, куда бы податься. В библиотеку? Или попроситься к Марго в лаборантскую?
— Маш, что не так? — сдвинул брови Кеший.
— Все норм, — старательно улыбнулась я.
— Послушай, Машка, у меня такое чувство, что ты готова пойти куда угодно, лишь бы не домой. Проблемы?
— Кеш, я тебя иногда боюсь, — я отвела взгляд. — Ты это… как змей.
— Змий, — поправил он. — Мудрый и прозорливый. Рассказывай.
Я рассказала. Не вдаваясь в детали, но и этого хватило, чтобы он начал орать про то, что надо идти в полицию или в опеку.
— Кеший, уймись, — попросила я. — Какая полиция, какая опека? Мне через десять дней уже восемнадцать. Сразу после выпускного сниму комнату и уйду. Марго в курсе. Она с мамашей моей поговорила, та Виталику навтыкала. Больше он ко мне не лезет. Но дома я все равно стараюсь бывать пореже.
Виталик и правда обходил меня десятой дорогой, и я расслабилась. Подумала, что обошлось. А зря, зря…
До моего восемнадцатилетия оставалось всего три дня. Я не собиралась его как-то особо отмечать. Договорились с Кешим, что посидим где-нибудь в кафе. Криська? Я решила, что приглашу и ее, если вспомнит. Без Мирского, разумеется. Хотя… если честно, совсем не хотелось. Я вынуждена была признать, что испытания парнем наша дружба не выдержала.
Ночью я проснулась от боли в животе. Так у меня всегда начинались месячные — за несколько часов до старта словно ножом вспарывало. Нужно было срочно принять обычный коктейль из кетонала, аспирина и но-шпы, тогда все проходило легче. Спросонья я даже халат не надела, вышла на кухню в ночнушке. Достала таблетки из аптечки, запила водой, и тут появился Виталя.
Закрыв дверь, он грубо притиснул меня к стене, одной рукой зажал рот, другую запустил под рубашку.
— Тихо! — прошипел на ухо. — Не дергайся. Это быстро и не больно. Только пикни, и я скажу, что ты сама пристала. Она поверит мне, а не тебе.
Я мычала и извивалась, укусила его за ладонь, с трудом вывернулась, и тут дверь распахнулась.
— Вер, твоя девка меня просто достала уже, — заорал Виталик. — Так у нее в манде зудит, что из комнаты не выйти. Липнет, как пиявка. А я потом виноват.
— А хрен у тебя от возмущения встал? — процедила она сквозь зубы, глядя на его натянутые на колбасу трусы.
— На тебя встал, — он подошел к ней вплотную, положил руку на грудь, и та сразу обмякла. — Проснулся, ты спишь. Хотел разбудить, но жалко стало. Вышел водички попить, а тут она…
Ну блин, вы прямо здесь еще перепихнитесь!
Полоснув меня взглядом, Виталя потащил мать из кухни. Дверь комнаты закрылась, и…
Господи, почему я должна это слушать? Вот эту возню, скрип кровати, стоны? Как же это мерзко!
До утра я так и не уснула. Вертелась, думала, что делать. Может, уйти прямо сейчас? Накопленных денег хватит, чтобы снять комнату, хотя бы на пару месяцев. Если, конечно, кто-то сдаст ее школьнице. Но я ведь могу сказать, что окончила школу в семнадцать и работаю. Кто проверит?
Утром, когда я делала себе бутерброд, на кухню вышла мать и бросила на стол колечко с ключами.
— Послезавтра жилец съезжает. Собирай свои вещи и переезжай. Стала такая взрослая, чтобы лезть на чужих мужиков, значит, и жить сама прекрасно сможешь.
Я ничего не ответила, но вдруг с предельной четкостью поняла, что матери у меня нет. Это было как лопнувший нарыв — больно, но с облегчением.
— Кеший, планы меняются, — сказала я, придя в школу. — Первого я переезжаю. Там после жильца наверняка дикий срач будет. Поможешь прибраться?
— Ура! — завопил он, без лишних слов оценив ситуацию. — Ясень пень, помогу. Заодно и днюху отметим. Будет у нас мир, труд, май.
Сева
— Севочка, ты прямо такой взрослый стал! Тебя не узнать!
— Мам, ты всего на два месяца уезжала, а не на два года, — поморщился я, пытаясь увернуться от ее слишком громких поцелуев.
Ей обязательно надо было делать это посреди прохода, чтобы все обтекали нас с двух сторон. И наблюдать, смотрят ли на нас, узнают ли ее. Кажется, не узнавали, и ее это огорчало.
— Два с половиной, — поправила, поджав губы. — Такое чувство, что ты мне не рад.
А чему, собственно, я должен радоваться? Прилетела, сыграет в своем театрике три спектакля и уедет на гастроли. Еще на месяц. Но за эти две недели успеет вынести мне мозг по полной программе. Я уже давно понял, что без нее мне спокойнее. Главное — знать, что с ней все в порядке. Похоже, некоторых людей легче любить на расстоянии.
У нас была договоренность, что осенью она снимет мне квартиру. Почему не летом, после выпускного?
Ну а вдруг не поступишь никуда, в армию пойдешь.
Я?! Не поступлю?! Рил? Даже на платное?
Но спорить не стал. Совершенно бесполезное занятие. И раньше так было, а теперь мне вообще не хотелось ни спорить, ни разговаривать. Не только с ней — ни с кем.
— Ксюша!
Мать встрепенулась, обернулась. Я тоже — и увидел Чубрина, одного из тех клоунов, с которыми она хороводилась летом в Сочи. С цветочками! Интересное у них кино. Вышла бы, что ли, замуж и оставила меня в покое. Романов, если верить желтой прессе, у нее было море, а вот замуж никто не звал. И почему бы это?
— Здравствуй, Всеволод, — вручив матери букет, Чубрин протянул мне руку.
— Дрась, — буркнул я, прикидывая, как бы свалить. Он ведь явно не на самокате прикатил. Ехать с ними не хотелось. Да и вообще…
— Постойте здесь, — сказал он, когда мы вышли. — Сейчас машину подгоню. Всеволод, ты с нами?
— Нет. У меня дела.
К остановке как раз подъехал автобус — очень кстати. Удалось даже сесть, правда, ненадолго. Возможно, когда-нибудь я стану старым дедом, и ни одна бабка уже не сможет в транспорте согнать меня с места. У старости есть свои плюсы, хотя доживают до нее не все.