С любовью, сволочь
Шрифт:
— Одновременно?
— Да. Никак не мог решить, кто больше. Ну а потом Марго пришла.
— Прикольно. А я в Воротынского была влюблена. Пока он в колледж не ушел. Он, наверно, даже не знал, как меня зовут. А сейчас… — хотела сказать, что ни в кого, но не успела.
— А сейчас тебе нравится Мирский, и ты бесишься, что он с Вербицкой, — перебил Кеший.
Я покраснела до ушей. И чуть не подавилась.
— Ничего он мне не… А… откуда ты знаешь?
— Смешная ты, Машка, — ухмыльнулся Кеший. — Это надо совсем без глаз быть, чтобы не заметить. Как он тебя весь год выстебывал, а ты шипела и фыркала. Как будто прямо его ненавидишь-ненавидишь.
Неожиданно для себя я расплакалась. Словно лопнула внутри туго натянутая струна. И ни капли не было стыдно. Странное дело, Кеший всегда был для меня существом из параллельной вселенной. Дурацким клоуном, с которым даже разговаривать не о чем. И вдруг неожиданно оказался совсем-совсем другим. Умным, интересным. И с ним было очень легко.
Вот только как парень Кешка мне ни капли не нравился. К сожалению. А может, и нет. Может, и к счастью. Потому что он был по уши влюблен в Марго и не скрывал этого.
«Это сейчас она взрослая тетенька, учительница, а я пацан-школьник, — сказал он как-то. — Но у нас разница всего шесть лет. Немного времени пройдет, и почти сравняемся».
«Боже, Кешка, — расхохоталась я. — Пока ты подрастешь, Марго сто раз замуж выйдет и детей нарожает».
«Возможно, — он нисколько не обиделся. — Тут как в Булевой логике, вероятность любого события пятьдесят процентов. Либо я на ней женюсь, либо нет. Либо разлюблю, либо, опять же, нет. Довольно большая вероятность, если подумать».
Сейчас он меня не утешал, не успокаивал. Молча ждал, когда успокоюсь сама. И за это я была ему благодарна.
— Все? — спросил, когда перестала всхлипывать и высморкалась в платок. — Будем уже заниматься?
— Да, — кивнула я. — Будем. Только скажи одну вещь, Кеш. Сколько я тебя помню, ты всегда какого-то придурка изображал. Я так тебя и воспринимала. А оказалось, что ты совсем не такой. Зачем?
— Зачем? — переспросил он. — Ты не помнишь, как меня дразнили, когда пришел к вам? Я же был такой мелкий ботан, да еще и шепелявил, потому что пластинки на зубах стояли. И из-за имени. Кеший-леший-попугай. Все стебались надо мной, а я тогда стал стебаться над всеми. Ну и как-то постепенно перестали. А вот я не перестал. Это такая моя защитная оболочка. Мы все носим какие-то маски, Маша.
Надо же! Ведь я буквально только что думала об этом — насчет масок.
Вечером, по пути домой, я вспоминала этот наш разговор. И о масках, и о… Мирском. Кеший предельно четко сформулировал то, в чем я сама себе боялась признаться.
Да, меня все-таки угораздило влюбиться. И я бесилась, если видела Севку с Криськой. Прошло уже почти две недели с того дня, как я ходила к Марго, а потом чуть не напоролась на них. Сначала пыталась убедить себя, что мне нет до этого никакого дела, но все равно разрывало в клочья от злости и ревности.
В тот день, когда он сел с Криськой, она подошла ко мне на перемене и пробормотала, глядя в пол:
«Маш, ты извини меня, ладно?»
«За что?» — я постаралась изобразить безразличие, но получилось, наверно, плохо.
«Ну мы же с тобой столько лет вместе сидели. Не обижайся, ладно? Я с Севой буду. Ты же знаешь…»
С Севой! У меня чуть пена из ушей не полезла.
«Крись, да ради бога! Сиди с ним, — я чуть не сказала „да хоть трахайся“, но прикусила язык. — Кстати, кофточка очень миленькая, тебе идет. А где очки?»
«Линзы, — она улыбнулась смущенно. — Спасибо, Маш».
С тех пор мы с ней почти не разговаривали. Она все время терлась с Мирским. На уроках сидела с ним, на переменах они болтали, вместе ходили в столовку, вместе уходили из школы. Как же меня бесил ее глупо-счастливый вид! А он…
Он вовсе не напоминал влюбленного. Мрачный, угрюмый… И если вдруг мы случайно встречались глазами, его взгляд резал, как бритва.
Иногда я думала: а что, если это все мне назло? Может, из-за Кешего? Заходила в личку Контакта, где болталось Севкино «Привет!», на которое я так и не ответила, потому что заметила только через пару дней. Смотрела и думала: может, написать?
Но что? Что Кешка просто помогает мне с физикой? А разве меня кто-то о чем-то спрашивал? Назло или нет, но Мирский свой выбор сделал, и вешаться на него, как Криська, я точно не буду.
Гори оно все огнем!
Сева
— Мог бы и рассказать.
Виктюх пытался казаться безразличным, но видно было, что обижен.
— О чем?
Я прекрасно понимал, что он имеет в виду. В последние две недели мы почти не общались, ни оффлайн, ни в сети. Я словно выпал куда-то в подпространство. Да и ощущал себя именно так. Как будто сидел в стеклянном пузыре, а весь мир был за его прозрачными стенками. Оттуда даже долетали какие-то невнятные звуки. А еще по стеклу размазалась и прилипла Криська. Намертво прилипла, заслоняя свет.
В школе она не отходила от меня ни на шаг. Разве что в туалет не сопровождала. Угощала жирными домашними пирожками — от первого же в нос плеснуло изжогой. На переменах трещала без конца, а на уроках писала какие-то дурацкие записки. Из школы мы, разумеется, шли вместе.
«Сходим куда-нибудь?» — спрашивала она с надеждой у своей парадной. И тут же предлагала варианты: в кино, в парк, в клуб. Иногда я соглашался. На парк или кино. Но чаще выкручивался: уроки, репет, тренировка, сестре обещал помочь по дому, с другом договорился встретиться.
Наверняка Криська чего-то от меня ждала. Каких-то активных действий. Пыталась напроситься в гости, но я врал, что сестра работает дома. К счастью, у нее тоже постоянно кто-то был, то мама, то бабушка. Те несколько поцелуев в первый вечер так и остались единственными. Тогда это было от злости и отчаяния, но сразу стало ясно: я ее не хочу. Вообще ничего не хочу, даже целоваться с ней. Хоть она и выглядела теперь гораздо симпатичнее, но не вызывала ничего, кроме глухого раздражения. Кто же знал, что она окажется такой занудной прилипалой.