С любовью. Ди Каприо

Хаген Нильс

Следом за Бисквитом с Таней пообнимались «оба-нисты», Тюлень, Подсос, Пихта и Светочка Горчак. Миски не являлись особами, приближёнными к Снежной королеве, и объятий не удостоились.

Пока гости гомонили на террасе, выходящей на море, а портье и водители таскали багаж, Никите удалось переговорить с Таней. Диалог их был похож на разговор двух заговорщиков или разведчиков:

– Всё в порядке?

– Абсолютно.

– Они не догадываются?

– Даже в мыслях не имеют.

– Летели без проблем?

– Да вроде… «Зелёный человек» спас. Кстати, что это за

игра такая?

Таня удивлённо посмотрела на Никиту:

– Прекрати меня разыгрывать! Все знают игру в «зелёного человечка».

– А я вот как раз… – начал Никита, твёрдо решивший докопаться до сути, но его перебил мощный рык Бисквита с террасы:

– Спица!! Где тут пляж? Мы хотим купаться!

– Купаться! Купаться!! – заголосили «оба-нисты».

Завизжали миски, загоготал Подсос, а набравшаяся Пихта, уже облачившаяся в купальник, забралась на стол и запела свой главный хит:

Моя любовь —Дельфин весёлый.Он молодой иВечно голый!

Так Никита и не узнал в тот вечер, что такое игра в «зелёного человечка». Впрочем, не узнал он этого и ночью. Вся весёлая компания большую часть вечера гульбанила на пляже, относящемся к вилле, плескалась в тёплом море и под неодобрительными взглядами тайских спасателей запускала в тёмное южное небо фейерверки.

Наорались, натанцевались, напились и наделали разных других вещей до одури. Ближе к часу ночи гости начали вырубаться. Никите пришлось помогать портье затаскивать в номер Бисквита – он был тяжёлым, как рояль. На втором этаже хихикали миски и скрипели кровати. Пихта танцевала на террасе, роняя стулья, под одной ей слышимую музыку – Никита видел, что она не довольствовалась алкоголем и прикладывалась к пакетику с белым порошком.

Одиноко и печально грустил на берегу Тюлень – он поругался с Подсосом. Подсос был чужд рефлексии, он просто напился и уснул в шезлонге, а поскольку весил намного меньше Бисквита, хрупкие портье унесли его в дом прямо вместе с шезлонгом. Пьяненькая Светочка Горчак бродила поодаль, тщетно пытаясь привлечь к себе внимание Тюленя, чтобы изменить его ориентацию.

Никита курил у крыльца, отдыхая от всего. Табачный дым сизыми завитками уносился в темноту.

– Всё, – Таня вынырнула из-за двери. – Я отчаливаю. Сейчас они допьют по своим номерам – и баиньки. Потом портье и обслуга уедут, ворота будут заперты, на заборе колючая проволока – и твой выход.

– Ну, то есть всё по плану, – кивнул Никита.

– Есть одно «но» – наш актёр.

– Что случилось?

– Оказалось, что он зожник, – Таня помрачнела. – Да ещё с этим своим… партнёром по ориентации поссорился. В общем, сбирается улетать, – Таня сделал недовольную гримаску. – Устроил истерику, проклял весь Таиланд и нас в придачу. Это капец!

– Ну и что? – Никита пожал плечами. – Хочет – пусть летит.

– Я знаю, что он тебе не нравится, – Таня нахмурилась. – Но он нам нужен, понимаешь? Он тут – главная звезда. Так что… ещё есть время. И надо его быстро

напоить. Под любым предлогом. А ты вполне в его вкусе.

– Не-не-не! – Никита отчаянно замотал головой. – Я с ним заигрывать не буду!

– Ты что?! – Таня зашипела, как обваренная змея. – Хочешь нам всю малину обгадить?! А ну давай, пошёл! И чтобы всё было тип-топ! Вперёд.

И Никита пошёл. А что ему оставалось делать? Без Спицы он был тем, кем, собственно, и являлся до неё, – никому не нужным студентом с подержанной бээмвухой.

Тюлень стоял, есенинским жестом обнимая ствол пальмы, и его чеканный профиль красиво озарял прожектор со спасательного катера, пришвартованного у пирса. Катер тоже должен был покинуть виллу около пяти утра вместе со спасателями.

– Привет! – сказал Никита. – Хороший вечер.

– Ночь уже… – меланхолично поправил его Тюлень. – Такси приехало?

– Какое такси?

– Что значит – какое такси? – меланхолические интонации в голосе Тюленя исчезли, теперь там явственно слышался лязг железа. – Я Спицу попросил заказать мне… Что, до сих пор нет? Ты… как тебя, Неон, да? Иди, позвони, или как тут у вас это делается? Прислугу попроси…

Никита глубоко вдохнул, сжал кулаки и выпалил:

– Увы, никак! Тут ночью нельзя вызвать за городом такси.

– Вообще? – Тюлень повернулся и выпучил от недоумения и негодования глаза. – Почему?

– Ну, тут этот… комендантский час, – соврал первое, что пришло на ум, Никита. – Камбоджийская граница же рядом. А знаешь, как раньше Камбоджа называлась?

– Как?

– Кампучия. Там людям головы мотыгами рубили.

Тюлень стиснул ствол пальмы так, что он захрустел, и простонал:

– Я хочу домой!

– Тебе надо расслабиться, – твёрдо сказал Никита и вытащил из-за пазухи приготовленную бутылку «Glenmorangie». – Всё будет хорошо.

– Не будет! – истерично выкрикнул Тюлень. – И я не пью!

– Пил же, я видел, – не согласился Никита.

– Это было до того, как он… – Тюлень бросил взгляд на освещённые окна виллы. – Как он… неважно!

– Конечно, неважно, – солидно подтвердил Никита, открутил крышечку и протянул бутылку. – Давай. Во все времена это – универсальный успокоитель. Выпьешь – и баиньки. А завтра будет новый день.

Он повторил слово «баиньки», сказанное до этого Спицей, машинально, но именно оно, произнесённое с успокаивающей, домашней интонацией, сыграло свою роль – Тюлень взял виски, вздохнул, как на съёмках – грустно и одухотворённо, – и профессионально присосался к горлышку.

Никита стоял и слушал бульканье виски. Судя по количеству булек, своё дело он сделал – после того как в Тюленя перелилась практически половина литровой бутылки, он просто обязан был вырубиться.

Но случилось непредвиденное. Оторвавшись от «Glenmorangie», Тюлень не глядя сунул бутылку Никите и размашистым шагом двинулся к дому со словами:

– А где там эти сладкие мальчики-тайчики?

Никита несколько секунд ошалело смотрел вслед Тюленю, потом сорвался с места и устремился за главной звездой, размахивая бутылкой.