С милым рай в шалаше
Шрифт:
Щёки вспыхнули, когда вспомнила, что мы вчера с Анрюшей творили. Внизу живота опять потянуло от вожделения, что пришлось бёдра сжать посильнее, чтобы успокоить пульсацию. Я хочу его, опять. Только ведь вспомнила. Андрей даже не прикасается ко мне, не смотрит своими чёрными глазами, его даже рядом нет. А я хочу всё повторить. Нимфоманкой заделалась, что ли? Нет. Точно нет. Это на Андрюшу только такая реакция.
Начинаю готовить, а вот и мой мужчина заходит в дом с дровами. Оставляет дрова у печи, отряхивается и снимает куртку. Подходит ко
— Я соскучился, — мурлычет мне в шею, — замёрзла? Давай погрею.
И продолжает дальше целовать. А у меня нож из рук падает, и ноги подкашиваются. Он обхватил меня сильнее, прижал к себе. А из меня только стон вырывается.
— Скажи, чтобы я остановился, — голос его хрипит и ещё сильнее заводит, — иначе мы замёрзнем или умрём с голоду. Я сам не могу остановиться, нет сил от тебя оторваться. Ты такая сладкая… Такая нежная… Вся моя… Хочу тебя… Сейчас…
И безумие повторяется, потому что я точно не смогу его остановить. Я сама его хочу до умопомрачения. Разворачиваюсь в его руках, обнимаю за шею и впиваюсь в его губы. Зачем только одевалась? Ну, наверное, надеялась, что первый телесный голод мы утолили, теперь можно и едой подкрепиться. Ан нет, тело требует продолжения, вот прямо здесь и сейчас.
И прохлада в доме не чувствуется, потому что тела горят от возбуждения. И такие мучительные, медленные, нежные ласки Андрея сводят меня с ума. Мне нужно быстрее и резче, а он удерживает меня, останавливает и продолжает мучить.
— Я тебя свяжу, милая. Не дёргайся. Дай насладиться тобой.
Он держит мои руки одной рукой у меня над головой, а второй… Что творит? Что творит? Дорвался, называется, до любимого тела. Руки, губы, зубы… Они везде. Он ещё не вошёл в меня, а я уже пару раз кончила. Как же он терпит? У меня уже сил нет, я скулить начинаю.
Этот контраст горячего тела и прохлады дома даёт такой потрясающий эффект. Того места, где только что был горячий влажный поцелуй, касается холодный воздух — дёргает все нервные окончания до трясучки, до судорог, до выгибания в спине, до поджимания пальчиков на ногах. А когда он входит в меня медленно, я просто кричу от наполненности и удовольствия. Потом он срывается, входит резко и глубоко. Шансов выжить нет. Я умираю всхлипах и судорогах оргазма, рассыпаюсь в мириады звёзд и созвездий, проваливаюсь в темноту, где мой личный звездопад медленно собирается в одном месте, в одной точке. Наверное, эта точка я. Но мне всё равно. Потому что мне сейчас так хорошо, как ещё никогда не было. И пусть весь мир подождёт.
Глава 35
АЛИНА
ВСЁ МЕНЯЕТСЯ
Просыпаюсь. Опять. А сколько времени? Я снова уснула? Да сколько можно спать? Я никогда не спала так долго. Это Андрюша виноват, вымотал меня своей любвеобильностью. Но это так здорово!
Поворачиваюсь, в постели его нет. Зато дома тепло и… м-м-м… едой пахнет. Но разве можно быть таким идеальным? Моим идеальным
Боже мой, уже четыре часа дня. Вот это да! Теперь я не одна, можно и полениться. Вставать рано не надо, печь топить не надо, готовить кушать (ну, по крайней мере, сейчас) не надо. Кайф!
А совесть есть? Где-то была.
Надо встать и поблагодарить своего мужчину. Только так, чтобы потом не утром проснуться. Блин, что ж я такая довольная-то, улыбка до ушей, дрожь в позвоночнике и бабочки в животе.
Накинула на себя халатик, вышла на кухню. Андрюшенька что-то жарит. А, мясо с картошкой.
— Милый, ты такой хороши-и-и-и-й. Женщину удовлетворил, печь затопил, кушать наварил. Спасибо тебе, родной. — Андрей отрывается от плиты и разводит руки для объятий. — Нет, нет. Обнимать меня не надо, не стоит ко мне сейчас прикасаться. А то мы точно голодные останемся.
Он смеётся и опять отворачивается к плите. Чувствует, что обнимашки опять закончатся постелью. Не рискует.
А я села за стол и сложила ручки.
— Тебе помочь? — спрашиваю невзначай, — или сам справишься?
— Сам справлюсь, милая. Отдыхай, у меня почти всё готово.
Андрей порезал хлеб, налил в кружки томатный сок, положил вилки. Чуть позже поставил по середине стола деревянную круглую подставку и водрузил на неё сковороду с едой.
— Будем есть по-деревенски, из сковороды. Меньше посуду мыть потом.
И улыбается мне. Потом подходит и всё равно целует, сладко так.
— Не могу от тебя оторваться, милая. Ты приворожила меня с первого взгляда, там, на поле, хоть была грязная и страшная, как баба Яга. Но такая притягательная. Меня так сильно тянуло к тебе, до боли. Я не мог понять, что со мной, и пытался от тебя отдалиться. Но у меня не вышло. Я не смог. А потом, когда увидел вас с Семёном вместе, думал, с ума сойду. В полной мере познал, что такое ревность. Даже решил напиться. Невыносимо было.
Пока всё это он говорил, держал мою руку на своей щеке и смотрел мне в глаза. А в них была такая боль, как будто опять всё переживает заново. Я смотрю в его глаза, в которые моментально влюбилась ещё тогда. Слезинка катится по моей щеке. Я почувствовала его боль, потому что в то время сама страдала, думая, что он вместе с Галиной.
— Алиночка, девочка моя любимая. Я так боюсь тебя потерять. Я не смогу без тебя жить. Не захочу.
И целует мою ладошку. А у меня слёзы уже ручьём.
— Ты не потеряешь меня. Ты же не допустишь этого, правда? Ты всегда будешь рядом со мной?
— Всегда, любовь моя!
И не выдержав больше отстранённости, Андрюша схватил меня на руки, поцеловал и закружил по кухне.
— Стой! Стой немедленно! Поставь, сейчас же, меня на пол! Твоя нога, Андрей! Ты с ума сошёл?
Я не на шутку испугалась. Да, я не большого роста и худенькая, но у него же нога больная.
— Да! Я с ума сошёл от тебя! Я люблю тебя! — кричит на весь дом и смеётся.