С неба женщина упала
Шрифт:
— Как это? — голос предательски дрогнул. — По-твоему, зто смешно?
— Конечно, не смешно! — тотчас согласился Никола. — Что ж смешного свалиться с пятого этажа?
Я оглянулась на Расула. Он чуть заметно кивнул. Я охнула и осела на пол.
— Ну, ну, родная, поспокойнее, чего ж так убиваться! Мужиков, что ли, мало?
— Он... насмерть? — прошептала я, закрыв глаза.
— Точно. А как еще с пятого-то?
Боже мой, Антон... Невероятно... Этого не может быть... С чего ему падать с балкона? Он не имел привычки напиваться, не кололся и отдыхать любил исключительно на диване, а не на перилах. Из-за меня?.. Да никогда! В самом худшем случае пошел бы стихи писать, я-то его знаю... Как странно. Если говорить честно, про Антона после нашего последнего телефонного разговора я и вспомнила, может быть, раза три, не больше, но все равно, это не укладывается в моей голове. Он был, и вот его нет...
Меня начал колотить озноб. А Юлька? Где Юлька, что с ней? А Антуан? Я была готова разреветься, плевать, что эти гады таращатся на меня с обезьяньим любопытством. На всех плевать. Я хочу домой...
— Эх, что ж ты дрожишь, родная? Замерзла никак? — верещал надо мной ласковым голосом лысый змей. — Ну, вставай, вставай, нечего красивой женщине на полу сидеть!
Он легко поднял меня с пола и повел, обняв за плечи. Я не сопротивлялась.
— Сейчас согреешься, — пообещал он мне, — не сомневайся!
Я и не сомневалась.
— И тут я сталкиваюсь... с кем бы вы думали?
Открыв очередную массивную дверь, мы оказались в
большом зале. Я услышала звяканье бокалов, приглушенные голоса, но из-за мраморных колонн людей не было видно.
Зал впечатлял. Мрамора на него ушло никак не меньше,чем на Мавзолей. Со вкусом подобранная позолота отделки выгодно оттеняла сверкающий чистотой камень. Теплые пастельные тона приятно радовали глаз, на огромных окнах струились изящные драпировки, массивная стильная мебель, вероятно, сделана на заказ или украдена из музея. Помимо воли, мое внимание сразу привлекли полотна на стенах. Даже находясь от них на весьма почтительном расстоянии, я готова была признать в них подлинники. В центре зала — весело постреливающий искорками огромный камин, на нем, как и положено, часы, фарфоровые безделушки и вазы с цветами. Перед камином полукругом три дивана и несколько кресел. Рядом затейливые журнальные столики, уставленные стаканами, бутылками и фруктами, чуть дальше — ломберный стол. За карточным столом сидели четверо, а на диванах — человек семь или восемь. Я сразу заметила среди них кивавшего мне головой Юрия Даниловича, но на сей раз мистер Шейный Платок был одет весьма демократично — в ковбойку и джинсы.
– Своим появлением мы явно прервали интересную беседу, наступила секундная пауза, затем странно знакомый голос пьяно протянул:
— Ба, да вот и она! Голубушка!
Метнувшись взглядом по лицам сидящих, я вздрогнула, изо всех сил пытаясь взять себя в руки.
— Да не тушуйся, иди к нам, уважь. Посиди рядом, знакомы как-никак! — С силой разведя в стороны руки, так, что несколько пуговиц рубашки расстегнулись на объемном животе, на меня масляно улыбался Кузьма Григорьевич.
«Мама родная, — отчетливо прозвучало в голове, — какая же я идиотка!»
— Только тебя вспоминал, красавица! — Кузьма Григорьевич просто сотрясался от удовольствия. Его туша жизнерадостно подпрыгивала на диване, из сжатого в руке стакана что-то выплескивалось.
— Садись, — подтолкнул меня сзади Расул, — пообщайся, вы вроде знакомы.
— Ну, если уж ты вел меня в такую приличную
компанию, — развернулась я к нему, — то намекнул бы, чтоб я приоделась. А то в халате, стыд и срам!
— Да ладно, не стесняйся! — успокоил меня душевный парень. — Здесь женщины если бывают, то в основном вообще голяком ходят, так что не комплексуй!
Я решительно уселась в свободное кресло, не обращая внимания на упражняющегося в остроумии Кузьму Григорьевича. Уставившись прямо перед собой, сцепила пальцы и задумалась. Передо мной вдруг выстроилась четкая цепь событий. Не хватало пары-тройки звеньев, но не сомневалась, что сейчас мне о них расскажут. Наконец я подняла голову и встретилась глазами с разошедшимся уже до неприличия Кузьмой Григорьевичем. Это привело его в еще больший восторг, я забеспокоилась, как бы его не хватил удар от чрезмерного счастья.
— Как яйца? — по-приятельски поинтересовалась я. — Не болят больше?
Все находящиеся в зале выслушали меня с большим вниманием и вдруг грохнули разноголосым хохотом; единственным человеком, не разделившим всеобщего веселья, оказался Кузьма Григорьевич. Он насупился и с шумом отхлебнул из стакана. Украдкой глянув по сторонам, я убедилась, что все присутствующие, даже те, кто играл в карты и кому сам бог велел не отвлекаться по пустякам, рассматривают меня с огромным, я бы даже сказала, нездоровым любопытством.
«Безусловно, это оттого, что я здесь единственная женщина!» — успокоила я себя и улыбнулась всем по очереди.
— Ну и чего дальше? — пророкотал вдруг сочным басом высокий и худой, словно жердь, мужик, сидевший на соседнем диване. Где у него при такой худобе помещался такой роскошный голос, было совершенно неясно.
— Ну и то... — отозвался Кузьма Григорьевич и икнул. — Может, сама расскажешь дальше, Алья?
Очень довольный своей шуткой, он опять затрясся, то заваливаясь вперед, то откидываясь назад.
— Да хорош ржать-то, — оборвал его наконец один из присутствующих, и тот вроде угомонился.
— Так, вот... Где ее искать — хрен знает! Тыркнулись туда, сюда... И тут — Лина Политес! Да вы ее знаете, — Кузьма Григорьевич нетерпеливо закрутил рукой, — шикарная баба... Видели, видели, и здесь она бывала... Чего здесь делаешь, говорю, одна, что ли? Нет, говорит, с Виталем... Ну, Орловский, Виталий. Они уж давно сошлись, у ейной матери хахаль был, вместе жили, а у того — сын. Ну, этот, значит, самый Виталий, с Орла он. За брата с сестрой все себя выдавали. Да они особо-то не вылезали, кинут кого-нибудь там, тут. Или там клофелин подсыпать. По-тихому, словом. Но девка эта с большим норовом. И как-то вместе со Славой Меченым провернули дельце, да, промашка произошла. И все залегли переждать, они — в Грецию. И вот Линке неймется, углядела бабу, говорит, я в этих делах понимаю, баба богатая, на ней бирюльки от всяких там фирмачей. Пощупать, мол, надо, раз у нас такой облом вышел. Ну, собрались, все чин-чином, да вдруг бац!
Кузьма Григорьевич прервался, показав рукой, чтоб слушатели не волновались, накатил себе водочки, выпил, крякнул, закусил и довольный откинулся на спинку дивана.
— Чего бац-то? — не выдержал басовитый, недовольно разглядывая рассказчика. — Сколько ты еще жрать будешь?
Вижу, что историю Кузьмы Григорьевича все слушают с большим интересом. Ну, я-то, понятно, а им чего? Усмехнувшись, бесцеремонно вытащила из чьей-то лежавшей на столе пачки сигарету. Впрочем, никто не возражал. Я покрутила головой, демонстративно отставив руку с сигаретой в сторону. Через пару секунд ко мне с трех сторон потянулись крепкие мужские руки с зажигалками. Прикурив от ближайшей, я поблагодарила кивком, не забыв рассмотреть всех троих джентльменов.