С отцами вместе
Шрифт:
Прислушиваясь к шуму летнего вечера, Петухов мял зажатую в горсть бородку. Его беспокоило одно обстоятельство. На днях он спрятал в зимовье человека. «Не дай бог комсомольцы пронюхают, тогда ни ему, ни мне мало не будет…»
Редкие прохожие кланялись богачу. Отвечая им едва заметным наклоном головы, он мыслями был в зимовье. «Вот маленько утихнет суматоха, я его в Петровск увезу, пускай по железке удирает куда-нибудь подальше…»
Из переулка показались двое. Присмотревшись, Петухов узнал деревенского гармониста и Анну Гречко. «Эти не поздороваются»… Перед домом купца гармонист растянул трехрядку, заиграл «подгорную». Анна нарочно
«Сама холера, сочинила», — подумал об учительнице Петухов, и ему сразу стало не по себе. «Эта зловредная бабенка, как рыбья кость в горле торчит». Он приподнялся с табурета, наскоро прикрыл створки окна, сбросил с плеча на цветы мокрое полотенце и, шлепая большими галошами, надетыми на босу ногу, вышел на крыльцо. Гармошка удалялась по улице, голосила «подгорную». Петухов повернул голову в ту сторону, не поет ли Анна. «Она и музыку в комсомол переманила…»
Под навесом две батрачки доили коров. В глубине обширного двора сыновья снимали с телеги и складывали треугольником у забора белые, сильно пахнущие сосной драницы. Петухов крикнул:
— Никишка, принеси-ка мне фунтовую гирю!
Рябой парень сбросил на землю почерневшие от смолы холщовые рукавицы, вразвалку поплелся к амбару. Петухов взмахом руки подозвал к себе старшего сына, насмешливо прозванного в деревне Мизинчиком за большой рост, что-то тихо сказал ему, подавая пустую четверть. Братья столкнулись в дверях амбара. Мизинчик взял у Никишки заржавленную гирю и протянул ему четверть.
— Нацеди квасу!
Как только Никишка удалился от порога, тяжелая, с железным кольцом дверь захлопнулась. Лязгнул тяжелый засов. Никишка все понял: его заперли потому, что не хотят пустить в клуб, там сегодня красная вечерка. Стучать и кричать бесполезно, придется ночевать вместе с крысами…
Осиновский священник не раз говорил деду Ефиму, чтобы он не ходил в клуб, называл его еретиком, так как всякий, кто перешагнет порог антихристова дома, продает христову веру. Ефим крутил белой бородой и возражал пастырю: «Божий храм я сторожу исправно, а за клуб с меня на том свете спросят». Его по-прежнему интересовали все затеи учительницы. Даже на летние каникулы она никуда не уехала — так заела ее работа в ячейке и клубе. Надолго ли хватит у нее пороху — вот в чем вопрос.
По окончании вечерней службы он закрыл церковь, сунул за пояс большой, похожий на револьвер ключ и отправился в клуб. Анна читала вслух газету «Боец и пахарь». Старика радовало, что народоармейцы бьют Унгерна. Так и надо барону. Говорят, он из немцев, а немцы убили на фронте единственного сына Ефима.
Пение тоже нравилось церковному сторожу. Разучивали «Интернационал». Мотив в Осиновке все знают, а слова — никто. Случилось же однажды на сельском сходе: Анна начала гимн, а поддержать ее было некому. Сейчас Анна стояла на сцене, произносила один куплет, взмахивала по-дирижерски руками, и все пели. Ефим шевелил губами, не подавая голоса. Когда дошли до того места, где сказано, что работники всемирной, великой армии труда владеть землей имеют право, а паразиты никогда, старик попросил объяснить, кого в Осиновке можно причислить к паразитам. Немного
Пение сменилось чтением рассказа Чехова «Канитель». Читала Анна выразительно, подражая голосам героев. Всем представилась церковь. На клиросе с пером в руках стоит дьячок Отлукавин. Перед ним две бумажки. На одной написано: «О здравии», на другой — «За упокой». Около клироса старушка. Она называет много имен, путает живых с мертвыми. Дьячок пишет, зачеркивает, сердится…
Больше всех хохотал дед Ефим.
— Ты бы, Васильевна, дала мне эту книженцию, я ее батюшке покажу. У нас похлеще бывает…
Андрей Котельников показывал фокус. В руках он держал скрученную вдвое белую нитку, к ее нижнему концу была привязана маленькая пуговица. Фокусник попросил деда Ефима поджечь нитку. Огонек быстро поднялся от пуговицы до Андрюшкиных пальцев. Фокус удался: нитка сгорела, а пуговица какое-то время еще висела в воздухе. Секрет от публики не утаили. Нитка смочена в густом растворе соли и высушена. Она сгорела, а соляной пепел остался, он и держал пуговицу.
Дальше по программе предполагался конкурс плясунов. Кто лучше спляшет, тому приз — книга рассказов Чехова. Сдвинули к стене скамьи. Гармонист начал плясовую. Опережая молодых, дед Ефим уточкой выплыл на середину круга.
— Держите меня, а то приз будет в моем кармане!..
Он лихо топнул, повертел носком правой ноги, что означало вызов желающему поспорить в мастерстве пляски. Но в эту минуту в клуб с криком и свистом ввалилась ватага пьяных парней и мужиков, многие были с кольями в руках. Вечерка притихла, круг рассыпался. Из толпы нежданных гостей выступил Петухов. Не отходя от дверей, он коротким, полусогнутым пальцем поманил к себе гармониста. Тот передал Анне трехрядку и покорно подошел к лавочнику. Петухов толкнул его в сени. Послышались удары и ругань.
— Забудь сюда дорогу, паршивец! — кричал Петухов.
Анна рванулась к дверям, но Андрей схватил ее за руку.
— По твою душу явились… За сценой окно открыто, беги с гармошкой!..
Вся пьяная орава ринулась в зал. Дед Ефим выхватил из-за пояса церковный ключ и кинулся на Петухова.
— Назад, паразит! Это тебе не старая власть. Лишь мы, работники всемирной…
Его сшибли с ног и волоком вытащили на крыльцо. Размахивая кулаками и кольями, петуховские наемники выгоняли парней и девушек на улицу. Сам Петухов, не найдя Анны, гонялся за Андреем, старался ударить его, но не мог достать — секретаря ячейки окружили девушки и принимали на себя петуховские кулаки. Тогда купец схватил небольшой стол и сгрудил защитниц вместе с Андреем к дверям. Девушек из сеней вытолкали, но Андрея вернули в зал. Петухов пнул его в живот и ударил по голове зажатой в руке гирей. Кто-то сбросил фуражку в лампу, зазвенели осколки стекла…
Пока Анна добежала до своей квартиры, взяла винтовку, спрятала на сеновале гармошку да свернула в переулок к избе председателя ревкома Герасима, прошло не менее двадцати минут. С Герасимом она встретилась в калитке. Оказывается, его предупредил дед Ефим. Падая с клубного крыльца, старик повредил ногу, однако все-таки доковылял до местной власти…
В клубе было тихо и темно. Герасим чиркнул одной спичкой, другой. Андрея нашли в углу зала с проломленной головой.
Появились еще два комсомольца с винтовками. Одного Анна отправила за фельдшерицей, другого за подводой.