С открытым лицом
Шрифт:
В то время я считал, что нам нужен революционный импульс, который мог бы собрать социальную энергию, высвобожденную великими движениями тех лет, чтобы взорвать институциональную блокаду. Сегодня я могу сказать, что моей политической ошибкой было то, что я слишком много внимания уделял христианским демократам. Я понял, что режим, который сдерживал развитие событий, на самом деле был блоком союзов, в который входила вся партийная система, даже оппозиционные партии. Фальшивая оппозиция! В действительности, «сердце государства», которое мы хотели поразить, было не только ДК, но и весь
В этой ситуации, однако, чтобы добиться реальных реформ, нужно было прорвать блокаду и тем самым «совершить революцию». Таким образом, образ «вооруженного реформизма» не выглядит совсем уж необоснованным и противоречивым: чтобы добиться реформ, нужно было вооружиться.
Начало конца
«Документоне» — это название, которое мы дали пачке из более чем ста страниц, подготовленных в Асинаре в августе 79-го. Его история интересна.
Как я уже вспоминал, процесс в Турине завершился нашим коммюнике, в котором мы призывали, хотя и в туманной форме, к общей дискуссии между всеми колоннами БР, в ходе которой были бы рассмотрены неизвестные вопросы предстоящего периода. Если фаза вооруженной пропаганды закончилась, а фаза гражданской войны не надвигается, то что еще предстоит сделать? Имела ли смысл наша организация в том виде, в котором она была изначально задумана? По нашему мнению, ответ должен был быть: «Нет».
Чтобы решить эти проблемы, весной 79-го года заключенные бригады на Асинаре (мы были практически всей «исторической» группой, Франческини, Феррари, Бонавита, Огнибене, Бертолацци...) составили два документа. Один, озаглавленный «Красная шапочка», написал я. Другой, который был своего рода ответом на «Красную шапочку», был написан Франческини, Бертолацци и другими.
Затем последовали бурные обсуждения, корректировки, исправления. Наконец, появился синтез двух текстов, название которого не оставляло желать лучшего: «Десять тезисов».
Я придерживался мнения, что политическая слабость БР была решающим препятствием для качественного скачка, который теперь необходимо совершить с помощью новых инициатив: мы должны были взять на себя большую политико-организационную ответственность перед всеми различными формациями вооруженной борьбы, существующими в Италии, а также расширить дискуссию, включив в нее более широкие сектора крайне левых, а не только подпольные и военизированные.
Во время похищения Моро «Прима Линеа» и другие вооруженные группы проводили различные акции в поддержку БР, но, несмотря на это, отношения с другими формированиями оставались напряженными и конфликтными. Различия, соперничество и злоба всегда преобладали над объединяющими элементами.
Наш анализ был таков: либо мы создадим сегодня широкую дискуссию, без зависти и гегемонистских амбиций, и преуспеем в создании основ для эффективного унитарного политического объединения, даже при разнообразии подходов, либо наше присутствие останется только на военном уровне, и мы будем разбиты.
Однако по мере того, как продолжалось лето, «десять тезисов» превратились в двадцать, а вокруг них собралось множество «вспомогательных материалов», общим объемом в сто с лишним машинописных страниц. В сентябре, более или менее в дни, запланированные для побега из Асинары, работа была закончена.
Я передал документ товарищам на волю не без некоторых трудностей, учитывая объем досье: однако и в этом случае связь между тюрьмой и внешним миром работала исправно.
Этой работой, выполненной с энтузиазмом, соответствующим трудностям обстоятельств, мы были вполне удовлетворены. Гипотеза о том, что она может быть не оценена нашими товарищами, казалась нам отброшенной. Но ответ, который мы получили, оставил нас в недоумении.
Я получил его, когда был в тюрьме во Флоренции. Через неделю после битвы при Асинаре, 2 октября, нас перевезли во Флоренцию для ответа на обвинение в пропаганде вооруженного восстания, гражданской войны и прочего. Это был настоящий суд. В том смысле, что приговоры сыпались более ста лет: по десять каждому. И это при том, что за все, что я сделал как бригатист, я был приговорен туринским судом всего к пяти годам!
Дело в том, что во Флоренции мы получили ответ исполнительной власти на наш «Документоне». Лапидарий. Две строчки небрежного почерка на папиросной бумаге: «Мы не знаем, где кроется ошибка, но в вашей диссертации, безусловно, есть ошибка». Полная остановка.
Месяцы обсуждений, напряжения, проработок, — и вот так ответ!
Ну, мы взяли другую папиросную бумагу и красивым каллиграфическим почерком написали: «Заключенные боевики «Красных бригад» требуют отставки исполнительной власти». И все.
Это было большое дело. На другой стороне линии был Марио Моретти, и мы прекрасно понимали, что наша позиция серьезно повлияет на спорную, но, тем не менее, глубокую дружбу. Наше недоверие прозвучало как разрыв, и у меня до сих пор сохранилось очень неприятное воспоминание об этом моменте.
Возможно, столь резкий поступок был ошибкой. А может быть, и нет. Невозможно сказать, как бы развивались события, если бы мы не пошли на этот шаг. Но наше отчаяние достигло такого предела, что мы были неспособны на большую осторожность. Начались очень трудные времена. Общение с внешним руководством становилось все более редким и, по возможности, еще более жестоким.