С полемическим задором
Шрифт:
В.А.Кузнецов, К. См. Карпушкина, Федоренко. В заводской газете нужен свой, - понимаете? – свой, который знает нужды завода. «Ну, как не порадеть родному человечку?» (из той же комедии). А у меня ведь и впрямь была специализация редактора, и я бы, пожалуй, стал печатать стихи. Рабочим это не нужно. И ведь право руководство завода «Автосвет»!
В.ПЕРКИН, Современник. Этого редактора помню плохо. Сдается, что он редактировал тот самый коллективный стихотворный сборник («Шел отец…»), в котором мое любовное стихотворение преобразили в антивоенное. Что вы! У них там, в «Современнике», и тоже в коллективном сборнике, вышел еще и мой рассказ («Дождливым вечером», под редакцией М. Кизилова) – и тоже искаженный донельзя. «Современник» указал, таким образом, мне, насколько я актуален: из сотен стихотворений – одно, из десятков повестей и рассказов – один. Ты уже давно старообрядец, заявили они, не строишь БАМ и Северную Магнитку (а только зря ездишь туда к Чернову),
Н.А.ШИПИЛОВ, + Столица. Бумаг от него нет, значит, он укрывался за подписями Г.М.Беловой, С.И. Телятниковой и С.Ионина, который там в те дни работал (выходит, это было уже пятое место, где Ионин сказал мне «нет»!). Повторяю: было время демократических надежд, и все, в том числе и я, думали, что сейчас завалим страну высокохудожественной прозой. (Оказалось, что высокохудожественная проза уже была написана и опубликована – «за бугром»). Но каждый визит туда, на ул. Писемского, заканчивался жалобами редакторов: нет денег, бумаги, фондов, транспорта, печатных мощностей, в редакции не развернуться, они завалены рукописями. И по сей день не знаю, что издавала «Столица»: не видел ни одной их книги. Есть догадка, что именно «шипиловский» круг они и издавали; а поскольку авторы этого круга не бог весть сколь одаренные люди, то скоро прогорели. И для меня это был тоже крах: еще одна иллюзия лопнула.
Г.С.Гоц, Дружба народов. «Дружба народов» здесь не журнал, а издательство. Переговоры с Гоцем закончились ничем; он даже не принял рукопись, так что никаких видимых следов этих переговоров не осталось. Время только потеряно. Но у нас не ищут потерянное время; это во Франции модно. Так что Гоц может и оспорить, что я к нему приходил.
Б.В.Москвин, + Мир путешествий. Этот меня сильно разочаровал. Профессионалам известно: что пишешь сейчас, то зачастую и кажется самым значительным, самым художественным. Тогда я только что закончил путевые очерки, узнал, что есть такой специальный богатый иллюстрированный журнал, и думал ошеломить главного редактора. Но и он не лыком шит: принял меня за начинающего автора. Помню подвальные катакомбы где-то в Харитоньевском или Путинковском переулке. Журнал оказался глянцевым и мало чем отличался от обычных рекламных буклетов, которые ныне издает любая туристическая фирма: цветные виды, заманчивые туры. А я принес этно-социо-культурное исследование и притом изящную словесность (Фрезер, Арсеньев, И.А.Гончаров, Теофиль Готье «Путешествие на Восток», Джоэль Адамсон, Владимир Санги, Михаил Пришвин – проза в этом ряду: надеюсь, никого не обидел таким «сопряжением»?). А Москвин, похоже, был озабочен спасением журнала при надвинувшемся рынке: заскакивал всегда на минуту и снова убегал. Но он хоть еще реагировал в изменившихся условиях – другие уже наплевали на такой пустяк, как откликаемость и аккуратность и, напуганные рынком, все дела вели с кондачка, в прикид. Ответы Москвина - 15 декабря 2002 г. и 3 марта 2003 г. Короче, он не нанял меня корреспондентом по Владимирской области (хоть здесь есть Суздаль), не опубликовал даденный ему очерк «Устье - Сокол - Кадников», не утолил авторское тщеславие, в своих отказах сравнив автора с С.Максимовым, В.Солоухиным и В.Гиляровским: такое сопоставление меня не грело, не те образцы. Итак, опять неудача, уже со «свежаком», с «продуктом», который не устарел, не залежался, а только что произведен. У меня не покупали ничего. Искать причину следовало в другом месте…
Выходит ли «Мир путешествий» сейчас, не знаю, потому что больше туда не обращался.
Г.Ф.Смирнова, Гала-Пресс. «Как вы меня разыскали?»- спросила эта издательница (издательство ютилось в Басманных переулках). Потратив полчаса на бесплодные переговоры, не прочтет ли она что-нибудь мое, я ушел не солоно хлебавши.
П.Латышев, Терра. С ним получилось какое-то квипрокво (со строчной буквы): типа – и я его принял за другого человека, и он меня, и то ли я просил переводов с французского, то ли он отговаривал меня от намерения принести что-нибудь мое…короче, ситуацию уже не разрулить. Возможно, он редактировал какую-то книгу, которая пришлась мне по душе, и я решил, что отредактировать меня ему будет еще проще. Но точно, что с моим отъездом в Латвию это уже не было связано, так как происходило позже.
А.А.Цыганов, + Вологда. Вологодский прозаик из общероссийской конгломерации «Неореалисты-17» повел себя изначально двусмысленно, так что год от году отношения запутывались. Да их, собственно, и не было, хотя мы учились вместе в Вологодском педагогическом институте. Обращался я к нему потом пару раз, слышал посулы и обеты, но с 70-х годов в Вологде вышли многочисленные, в том числе коллективные сборники, - и ни в одном меня нет. А Цыганов руководил писательской организацией. И притом не зафиксировано нигде: вот, мол, на дух не переношу Ивина, потому что он не любит крестьянина, народные нужды и «вологодскую литературную школу», а также Шукшина, Астафьева и Личутина. Ну, всё не так просто, но узости и литературного сектантства, правда, избегаю. С земляками, увы, одна морока.
А.В.Драчев, + Вологда. Вот еще один вологодский друг и соратник. Руководил даже издательством, пусть и православным, - об Ивине не вспомнил. Еще бы: довлеет дневи злоба его, обслуживаются домашние нужды и свои же литераторы-вологжане, забегающие по 10 раз на дню. (См. также «Мемориальный архивариус №2. Письма А.В.Драчеву»). Человек он довольно умный и тонкий, но притом беспринципный и ненадежный.
О.Р.Бородин, Либерея. Курьер ЮНЕСКО обег'aл издателей. Сотрудники этого издательства сидели в двух местах: в гнилом здании на Каширке и в гнилом здании в центре, примыкающем к Манежу. Обшарпанные стены, рваный линолеум, осыпавшаяся штукатурка в кабинетах. Все они пытались работать по-иному, в условиях рынка. У них это не получалось. Они были книжно-журнальным издательством, обсуживавшим библиотековедение. «Либер» это не «свобода», а «книга», даже если вам больше нравится Либерман. Увы, ни того, ни другого – ни свободы, ни книг. Бородин кормил меня пустыми обещаниями.
С.И.Самсонов, Либерея. Тот был главный редактор, а этот – директор (или наоборот?). Тех, кто приходил к нему на прием, он заставлял ждать. Помню, и меня тоже дважды, оба раза угостив любезным разговором и обещаниями; но больше всего было сетований на трудности: того, сего, пятого, десятого нет. Но я был настырен, особенно после того, как его дочь опубликовала мои стихи в №5 за 2002 г. журнала «Берегиня дома твоего». На этих партийных (а может, беспартийных) бонз я сердит за то, что они тянули время. А у меня только и было в багаже к 50 годам, что несколько мелких публикаций в периодике: типичный неудачник; я считал, что «время-не-ждет». Это сочетание полнейшей хозяйственной разрухи, брежневских методов руководства (сваливали друг на друга хозяйственные заботы и ответственность) и запомнилось особенно.
Е.В.Смидович, Либерея. Эта редакторша сидела, по-моему, возле Манежа, а та, что последует, - дома. Но я не уверен. Может, это вообще одно и то же лицо. Важно, что они обе говорили хорошие слова, утешали-увещевали – и ничего не делали.
Е.Б.Дементьева, Либерея. Но Дементьева выпускала отдельный журнал («Библиополе»?), и я просиживал в ожидании к ней уже как к издателю журнала. Мне жаль времени, потерянного на Моховой и на Каширке (а может, то была Варшавка). Я был бильярдный шар в руках игрока, я носился, а они были высокими бортами бильярдного стола. Я от них отскакивал, но статичны-то были они, а вы же знаете, что материя первична и основа всего. Л.С.Самсонова немного прониклась моим положением, а так, в общем, мартышкины хлопоты ничем не увенчались. Вы не поверите, я говорил им (и Самсонову, и Бородину), что они на мне могли бы сделать деньги. Куда там: они только смеялись. Вектор у нас куда обращен? К столу, к начальнику. А кто за столом, тот вовсе (и даже никогда) не считает, что вы чего-то стоите, что вас можно «раскрутить». 21 апреля 2003 г. Дементьева сообщала, что 4 рассказа из моей «книги» передала Л.Самсоновой. В ее журнале они не были опубликованы. Отзыв сух и сдержан.
В.Д.Пронский, Проза. Прозаик Смирнов из Пронска тоже, видно, сулил публикации, а поскольку номеров его журнала с моими рассказами у меня нет, следовательно, посулы были пустые.
А.Иванов, Ад маргинем. Больше всего потрясало знаете что? Когда издатели, уж в новые, рыночные времена, заявляют себя передовыми, издатели, которые выпускают В.Сорокина и, наверно, Д. Пригова, и, наверно, еще кого-нибудь из громогласных авторов, - когда эти, так зарекомендованные издатели тебя в упор не видят. Я приносил к ним, в их книжный подвал роман «Квипрокво» - и они его забраковали. Он так, бедняга, и провалялся долгие месяцы не прочитанный (я это понял по тому, как лежали листы). Да еще и обошлись со мной грубо. То есть, им нужен секс, ненормативная лексика, чтобы мелькали слова «продюсер», «промоутер» и «промискуитет», чтобы были грязь, насилие и кровь, а мыслей бы и изящества – этого бы и в заводе не было. И меня поразило, что умные вроде бы люди этого и ждут, это и считают литературой. А под моим романом стояла дата «1982 год», и там все было тривиально, не маркетингово: какая-то любовная лажа в провинциальном городе.
М.Котомин, Ад маргинем. См. А.Иванов. Я старался раскрутить этих редакторов на разговор, чтобы понять из него, читали они рукопись или нет, потому что работали они уже по-новому (без рецензий, договоров и, скорее всего, без каких бы то ни было обязательств перед авторами: в те дни). Чую: все-таки не читали, хотя времени прошло много. Они только пошутили, что – «краденая» (см. последний абзац романа «Квипрокво»). Ну и ладно: хоть маргиналом не стал.
Ю. П. Кузнецов, Наш современник. Юрий Поликарпович Кузнецов повел себя странно. Он нашел мою стихотворную подборку в шкафу (то есть, явно заброшенную), аккуратно положил ее на край стола слева от себя и сказал, что даст. В редакции он бывал очень редко, и что-то мне шептало, что не даст. Он выглядел очень отстраненным от самого предмета, которым занимался. Так что в первый заход я стихи принес, во второй – позвонил и напомнил, а в третий (видя, откуда они извлечены) – взял, сам взял.