С полемическим задором
Шрифт:
В.Стригин, Советский писатель. Этот Стригин (каков внешне, не помню) заведовал редакцией прозы или замещал. Умный Золотарев и склеротик Сытин меня бесили одинаково, и я много буянил. Стригин увещевал меня письменно 2 сентября 1983, 26 октября 1983, и хотя за меня вроде бы хлопотали (или только делали вид) В.П.Росляков и Ф.Ф.Кузнецов, это не подействовало. Что ж, советские читатели вместо меня прочли Золотарева, Сытина, а может, и Стригина. Вы разве не знали, что редакторы рано или поздно становятся членами СП? В те годы был дефицит во всем, так что и эти сошли за Джойса и Амброза Бирса. После этой эпопеи у меня надолго усилилось чувство, что о н и стоят стеной, как вот войско Дмитрия Донского на пути кочевников. Такое сопротивление можно было преодолеть только одним путем – уехавши отсюда к чертовой матери (или как поступили участники альманаха «Метрополь»).
В.Клименко, Советский писатель. Вы не поверите, но мне ведь через 7 лет назначили
Л.Левин, Советский писатель. Вот он и писал один из отзывов на «А.Ивин, Повести, 318 с.». Бедный слесарь Савелий Катанугин, досталось ему от Левина, и Леготину досталось («Выпал из гнезда»), и другим. Прием тот же: Солженицына не читал, но осуждаю – «Ивин одаренный молодой писатель, но рецензия будет отрицательная». Пишет в заключении, что ему было жаль расставаться с детскими сценами (в романе «Исчезновение»). А мне с вами, товарищ Левин, и со стариком не жаль было расстаться (тем паче, что не знакомы). Кто из юзеров знает, что написал Л.Левин, сообщите; я же и поныне не знаю.
С. Баймухаметов, + Литинститут. С ним мы учились в Литинституте, в семинаре Субботина; там он мне и навредил. Вероятно, я поставил крестик против фамилии своего, можно сказать, друга и соратника, компаньона и даже льстеца, после того, как написал о баталиях на семинаре «персонифицированный» рассказ «Учитель». К старшим курсам Баймухаметов перестал мне нравиться.
Т.Илатовская, + Советский писатель. Считайте меня сутягой и негодяем, но к этой писательнице я ходил браниться на квартиру, - единственный, кстати, раз в своей практике, - но, увы: через 10 лет. Нет, ничего криминального, боже упаси: все корректно, ради восстановления справедливости. Пожилая дама опупела от моего визита; в квартиру я не рвался, мы побеседовали на лестничной площадке, на повышенных тонах, саркастически. 5 мая 1987 г. в своей рецензии она сочла, что все вышеперечисленные вещи «незрелы». Но человек ведь не плод, и мысли его не гнилые яблоки – чего ждать? Почему надо ждать, пока околеешь, чтобы хоть что-то провякать? Пристли прожил чуть не 100 лет, печатался с 16, написал сотню романов – и хоть бы хны. Почему большинство отечественных авторов, выжав два-три романа, околевает в неизвестности, в нищете? Назовите мне иные примеры? Дима Быков, что ли? Почему нас наказывают именно за производство, за творческую индивидуальность и инициативу? Потому что в России в почете не дело, а т р у д, то есть барьеры, препятствия, тяготы и лишения. Как и у Левина, рецензия Илатовской обстоятельна и являет собой простой пересказ сюжетов. Ну что ж, читайте теперь Илатовскую. Потому что я-то, честно, не знаю, что она написала. Надо было узнать, скажете вы? Так мы говорим о деле – или о проблеме отцов и детей? Ведь если ее проза плоха, я ее тоже не одобрил бы, не смутившись тем, что она издана под грифом Совписа. В моей библиотеке чуть не две сотни дарственных книг, есть толстенные кирпичи, а перечитываю и дорожу я немногими: с десяток. Так что вот такие отношения складывались у меня с «профессиональными» писателями в конце застоя – начале перестройки. Не помогли мне ни Росляков, ни Кузнецов, ни Клименко с Николенко – а потом нагрянули диссиденты с Запада (Родина позвала) – и понеслось. Они там, за границей, много написали, надо было срочно издавать. Какой Ивин, о чем вы говорите?
Т.Балашова, + ИМЛИ. Престарелый «бальзаковед» отнеслась к моей монографии по Бальзаку ревниво: надергала строчек, поймала ровно четыре «блохи» - и вывела, что всё вздор. И правда: чего это я отнимаю хлеб у почтенного, в степенях и регалиях, сотрудника ИМЛИ? «Новой задачей было бы обращение к поэтике Бальзака, чему раньше внимания не уделялось, но что ныне интересует молодежь». Бальзак как поэт – правда, мило? Окститесь, Т.Балашова. Капитализм, можно сказать, хлынул, Гобсеки по Москве шастают, а вам красоту
Н.Ф.ДМИТРИЕВ, + Молодая гвардия. Хотя о покойниках aut nihil, aut bene, я не буду сдерживаться. Кто начинал как комсомольский поэт и самый молодой (в те дни) член СП (вместе с Ю.Поляковым) – по определению не может написать что-либо стоящее. Пусть сейчас ему открывают памятники и мемориальные доски – нет в его стихах, кроме невыразительного вздора и суесловия, ничего. Это плохая, целиком конъюнктурная, рифмованная обыденщина (даже в последние годы). Дмитриев навредил мне дважды, оба раза по-крупному. Я надеялся, что Г.В.Рой и Е.Н.Еремина, известные деятели альманаха «Истоки», издадут мою поэтическую книгу, но они тиснули лишь несколько стихов. Дмитриев консультировал у них. Он меня сходу А.Решетовым притиснул к стенке, обругав «алхимиком», «мистиком», а кто такой этот Решетов, я и до сих пор не вемь. «Романтический пейзаж» плох, потому что – Жуковский (нет там Жуковского). «Безденежье» плох, так как посвящен А. Еременке, «а поиски Еременко не плодотворны». У Ивина много банальностей. Нельзя с налету браться за вечные темы. Похвалив пару строф, переключился на прозу. «Пришел и ушел» - плох, «Старухи» - репертуар Распутина, «Тринадцатое августа» - Бунин и т.д. Спасибо Ереминой, а то и пары стихов не увидеть бы опубликованными. – Вторая его рецензия, более ранняя, 20 марта 1981 г., но тоже для «Истоков». Есть ссылка на адрес общаги Литинститута, следовательно, я в нем еще учился. Комсомольский поэт здесь суров: «драпировка бессодержательности мнимой сложностью» («Не станем сожалеть…»); «сморщенное» пространство и «поредевшее» время – нехорошо; «претенциозность и надуманность» («За порогом»). Отметив лишь детский стишок («Детство»: как эти десанты - парашютики с одуванчиковой вышки всем нравятся, если б вы знали!), он отверг все остальное. Ну что ж: зарабатывать литературным трудом Н.Ф.Дмитриеву позволяли.
Е.Н.Еремина, Молодая гвардия. См. Н.Ф.Дмитриев.
Т.Носенко, АСТ. Вспоминается, как прихожу, а меня на вахте тормозят, и редактор Носенко прибегает выручать и ведет в кабинет. Чего я хотел, что носил, предлагал или просил – не ясно. Компьютеров еще не было, но скоросшиватели, хорошая офисная мебель и рой щебечущих дамочек уже были, - был новый подход к делу. Словом, не было у них для меня работы, а авторов для издания им спускали сверху. Помню, предлагали редактировать «Я – вор». «Но я же не вор», говорю им.
В.А.Алексеев, + Германия. Это был такой эмигрант («Городские повести» и, по-моему, какая-то книга в серии «Пламенные революционеры»). Вроде бы я пытался через него опубликоваться в Германии, льстил, говорил: «Кот – золотой хвост» - прелесть. Русский профессор немецкого вуза, бывший советский гражданин и писатель промолчал в ответ (возможно, письмо не дошло). Но и по телефону я не дозвонился.
М.В.Ганичева, Роман-журнал ХХ1 век. И до сих пор при встрече изображает внимательность (при полном отсутствии интереса).
В.Г.Ерофеева, День литературы. Валентине Григорьевне приносил три антисемитские статьи (опубликована одна), стихи и рассказы. Она мялась, тянула время, к рассказам отнеслась плохо, выдвинула против меня М.Попова. Я сказал, что М.Попов даже о сумасшедших не мог написать увлекательно (роман «Пир»), она за него заступилась, и мы поссорились. Прощай, сотрудничество с хорошим русофильским изданием! И из-за кого?! Из-за Попова! Тьфу!
В.Г.Бондаренко, День литературы. Нравился мне этот деятель: свой среди своих, как сыр в масле. Всех тоже современников охарактеризовал, как я своих врагов. Вы скажете: он же тебя напечатал, зачем ты его в СПИСОК ВРАГОВ поместил? А мне где печататься? У меня только рассказов неопубликованных сотня. А стихи? А статьи? – Возможно, впрочем, что я пошел в отношениях с просветителем Бондаренко не тем путем: «Русский лик патриотизма» взялся сравнить с книгой «После России» Феликса Медведева. И галантный, легкий, обаятельный, симпатичный журналист Ф.Медведев меня очаровал, а В.Бондаренко – напротив того. И я не мог преодолеть разочарования в литературно-критической деятельности известного заединщика, а апологет диссидентства Ф.Медведев мне полюбился. А ведь выгоднее было лизнуть Бондаренку! Эх, не понимаю я себя, никакого подхода к людям.
В.Перельмутер, +. Лица, у которых фамилии на -ер, -ман, -штейн, третируют меня почем зря. Этот (по-моему, он эмигрировал) даже тщательно затушевал вводные слова «к сожалению»; получилось: «мы ничего не могли отобрать для публикации в нашем журнале». О каком журнале речь, из рецензии не ясно (вх.№566, 10.7.1978). Я жил тогда в Бежецке, публикация меня бы укрепила, но Перельмутер рассудил иначе.
А. ЩУПЛОВ, Поэзия. На фирменном бланке «МГ» расписываешься, наверно, с удовольствием А.А. Башмачкина. Не знаю, ничем не заведовал. Отказ 31 марта 1978 г.