S-T-I-K-S. Стекловата
Шрифт:
Мой взгляд упал на до боли знакомую крышку от люка. В голове заиграла старая песня про бомжа. Чувство дежавю накрыло моё сознание. И на уровне интуиции забрезжил зачаток плана спасения. После взрыва гранаты атомиты прекратили попытки взять нас с наскока. Но сколько продлится эта пауза, было непонятно. Я поспешил в вестибюль.
Святой уже договорился с "подземными жителями". Бой произвёл на них впечатление, сделал их более сговорчивыми.
Мук и Лягух посматривали в выбитые окна. Бродяга оставил свой Корд и сам себе перебинтовывал левое предплечье, удерживая
В четырёх окнах от нас так и продолжал тарахтеть генератор в кунге Газона. За ним уже могли быть враги.
– Святой, спроси, можно уйти через тот люк, по которому я ходил за Хасановым?
– Хорошо, сейчас.
– Если да, то пусть одевают противогазы и выходят сюда, по тому проходу, который мы в прошлый раз откапывали. Я там вас прикрою, всей группой двигаем к люку, прямо сейчас.
Оставлять надолго тыл неприкрытым было опасно, и я побежал обратно в кабинет, так удачно оказавшийся напротив спасительной ливнёвки.
Как только я, пригнувшись, вбежал в раздолбанную комнатку, мир снова стал чёрным. Стреляли из какой-то щели, между бетонных плит ограждения. Кинулся на лестницу рядом. У меня была последняя граната и половина рожка патронов. Откуда били, было понятно. Только перекинуть отсюда гранату я не мог, а вот с крыши... Можно было попробовать.
– Стой, Калина, - услышал я за спиной слабый голос Кирпича. Уборщица отпоила его живчиком, и он активировал свой дар ускоренной регенерации. Другой иммунный уже бы окочурился от такого ранения, но не этот...
– Вот, возьми.
Он погладил себя по разгрузке с запасными магазинами и гранатами.
Я оторвал самодельные застёжки-липучки и, повесив жилетку на согнутую руку, побежал наверх. В стене, за спиной, что-то заскрежетало. Я подумал, что, наверное, вояки пошли на выход.
Рация в разгрузке ожила:
– Мы выходим, как поняли, приём.
– Вас понял, встречаю, - ответил Святой.
Надо было спешить, обезопасить отход. Я нажал кнопку и сказал:
– Зона вокруг люка простреливается, подойдите все к стене около него, но не высовывайтесь. Я буду на крыше, сейчас я их прижму, а вы уж тогда не теряйте времени даром.
Рация прошипела, и голос Бродяги, полный надежды и веры, сказал:
– Давай, Браток!
Я вылез на крышу. Разложил перед собой, на чёрный, холодный рубероид, четыре гранаты, приготовил их к броску. И методично, как автомат, забросил рядком за заборные плиты. Бахнуло хорошо. Высунулся. Ничего не понял. Но никто по нам не стрелял. Тарахтели по парадному входу, там звенели разбитые стёкла и послышался взрыв. Внизу, как заправские спецназовцы, Мук и Лягух выскочили на полусогнутых и, вертя в разные стороны стволами, оказались возле люка. Закинули против ветра по дымовой шашке. Затем выбежал Бродяга, откинул тяжёлую, чугунную крышку в сторону.
Из окна посыпалась цепочка людей, они поспешно спускались в шахту ливневой канализации, я активировал дар и прыгнул. Упал, как на вату. Я так понимал сейчас, что в состоянии черноты я удерживаюсь на поверхности чисто психологически, даже не осознавая этого. А ведь по идее, я мог проходить и сквозь землю. У поверхности я вернул себе свой вес - вышел из черноты. Нас накрыло облако густого дыма. Несколько томительных секунд. И вот уже спустили раненных: Медсестру и Кирпича. Пора.
Я крикнул оставшимся Муку и Лягуху,чтобы лезли. Поднял крышку на ребро и покатил к лазу. Спустился, упёрся спиной в противоположную стену и, приподняв немного на кончиках пальцев тяжёлую крышку, водрузил её на прежнее место. Она с гулким грохотом стала в пазы, скрыв от посторонних глаз, хотя бы на время, путь нашего отступления.
У предусмотрительного подполковника Воронцова были и ключи от замков на решётках, и средняя фомка красного цвета (по-видимому, снятая с пожарного щита). Несмотря на то, что замки открывались быстро, двигались мы медленно. Иногда приходилось откапывать вросшие в ил решетчатые двери.
Во время очередных раскопок я попросил уборщицу осмотреть своим даром восьмерых офицеров из дежурной смены.
– Хорошо. Сейчас.
Оксана ненадолго задумалась, переводя взгляд поочерёдно с одного на другого.
– Так. Тут нет, тут тоже.... А вот! У этого есть голодание. Всё. Остальные пусты.
Я подошёл к указанному офицеру с вопросом:
– У вас должна сильно болеть голова.
– Почему?- ответил через противогаз глухой голос.
Другой офицер, работавший рядом, вмешался:
– А что это значит?
– Погоди, - перебил его иммунный.
– Это что? Значит, я хватанул этой заразы? Но у меня не болит голова.
Тут Уборщица, наконец, разъяснила мне:
– Не будет у него болеть голова. Он ведь спор ещё не хватанул.
– А как же ты увидела голодание?
– Знаешь, я не вижу его шкалы, как у тебя, но вижу, что у него она должна быть. Не интенсивность ауры зелёного цвета, а просто, жёлтый, тонкий обвод. Самой чудно. Никогда такого не видела.
– Значит, я всё-таки в тебе не ошибся. И для дела Генерала ты очень ценный человек!
Кто-то хлопнул меня по плечу - Святой смотрел на меня с лукавым прищуром.
– Для меня она самый ценный человек.
Оксана чмокнула улыбающегося сенса в рыжую бороду.
Для офицеров это, конечно, всё было непонятно: мистика, неуставные взаимоотношения и странные вопросы.
Но Святой отложил эти неудобные вопросы на потом.
– Тут у нас и гражданские спасённые есть, так что ничему не удивляйтесь. Выберемся - Генерал всё разъяснит.
Ржавая решётка подалась, и мы двинули дальше.
Когда впереди забрезжил свет на выходе в овраг, Святой приказал всем замереть на десять секунд.
– Так! За нами, метрах в трёхстах, идёт цепочка из семи человек. Мук, у тебя гранат всегда много, иди в хвост колонны и поставь пару растяжек. Калина - в голову. Выглянешь в черноте через решётку, посмотришь, что там в овраге. Я вижу пятна, но понять, кто это, не могу.